Фамилия веры николаевны гранатовый браслет. Повесть Гранатовый браслет: анализ произведения. Густав Иванович Фриессе
В середине августа, перед рождением молодого месяца, вдруг наступили отвратительные погоды, какие так свойственны северному побережью Черного моря. То по целым суткам тяжело лежал над землею и морем густой туман, и тогда огромная сирена на маяке ревела днем и ночью, точно бешеный бык. То с утра до утра шел не переставая мелкий, как водяная пыль, дождик, превращавший глинистые дороги и тропинки в сплошную густую грязь, в которой увязали надолго возы и экипажи. То задувал с северо-запада, со стороны степи, свирепый ураган; от него верхушки деревьев раскачивались, пригибаясь и выпрямляясь, точно волны в бурю, гремели по ночам железные кровли дач, и казалось, будто кто-то бегает по ним в подкованных сапогах; вздрагивали оконные рамы, хлопали двери, и дико завывало в печных трубах. Несколько рыбачьих баркасов заблудилось в море, а два и совсем не вернулись: только спустя неделю повыбрасывало трупы рыбаков в разных местах берега.
Обитатели пригородного морского курорта – большей частью греки и евреи, жизнелюбивые и мнительные, как все южане, – поспешно перебирались в город. По размякшему шоссе без конца тянулись ломовые дроги, перегруженные всяческими домашними вещами: тюфяками, диванами, сундуками, стульями, умывальниками, самоварами. Жалко, и грустно, и противно было глядеть сквозь мутную кисею дождя на этот жалкий скарб, казавшийся таким изношенным, грязным и нищенским; на горничных и кухарок, сидевших на верху воза на мокром брезенте с какими-то утюгами, жестянками и корзинками в руках, на запотевших, обессилевших лошадей, которые то и дело останавливались, дрожа коленями, дымясь и часто нося боками, на сипло ругавшихся дрогалей, закутанных от дождя в рогожи. Еще печальнее было видеть оставленные дачи с их внезапным простором, пустотой и оголенностью, с изуродованными клумбами, разбитыми стеклами, брошенными собаками и всяческим дачным сором из окурков, бумажек, черепков, коробочек и аптекарских пузырьков.
Но к началу сентября погода вдруг резко и совсем нежданно переменилась. Сразу наступили тихие безоблачные дни, такие ясные, солнечные и теплые, каких не было даже в июле. На обсохших сжатых полях, на их колючей желтой щетине заблестела слюдяным блеском осенняя паутина. Успокоившиеся деревья бесшумно и покорно роняли желтые листья.
Княгиня Вера Николаевна Шеина, жена предводителя дворянства, не могла покинуть дачи, потому что в их городском доме еще не покончили с ремонтом. И теперь она очень радовалась наступившим прелестным дням, тишине, уединению, чистому воздуху, щебетанью на телеграфных проволоках ласточек, сбившихся к отлету, и ласковому соленому ветерку, слабо тянувшему с моря.
Кроме того, сегодня был день ее именин – семнадцатое сентября. По милым, отдаленным воспоминаниям детства она всегда любила этот день и всегда ожидала от него чего-то счастливо-чудесного. Муж, уезжая утром по спешным делам в город, положил ей на ночной столик футляр с прекрасными серьгами из грушевидных жемчужин, и этот подарок еще больше веселил ее.
Она была одна во всем доме. Ее холостой брат Николай, товарищ прокурора, живший обыкновенно вместе с ними, также уехал в город, в суд. К обеду муж обещал привезти немногих и только самых близких знакомых. Хорошо выходило, что именины совпали с дачным временем. В городе пришлось бы тратиться на большой парадный обед, пожалуй даже на бал, а здесь, на даче, можно было обойтись самыми небольшими расходами. Князь Шеин, несмотря на свое видное положение в обществе, а может быть и благодаря ему, едва сводил концы с концами. Огромное родовое имение было почти совсем расстроено его предками, а жить приходилось выше средств: делать приемы, благотворить, хорошо одеваться, держать лошадей и т. д. Княгиня Вера, у которой прежняя страстная любовь к мужу давно уже перешла в чувство прочной, верной, истинной дружбы, всеми силами старалась помочь князю удержаться от полного разорения. Она во многом, незаметно для него, отказывала себе и, насколько возможно, экономила в домашнем хозяйстве.
Теперь она ходила по саду и осторожно срезала ножницами цветы к обеденному столу. Клумбы опустели и имели беспорядочный вид. Доцветали разноцветные махровые гвоздики, а также левкой – наполовину в цветах, а наполовину в тонких зеленых стручьях, пахнувших капустой, розовые кусты еще давали – в третий раз за это лето – бутоны и розы, но уже измельчавшие, редкие, точно выродившиеся. Зато пышно цвели своей холодной, высокомерной красотою георгины, пионы и астры, распространяя в чутком воздухе осенний, травянистый, грустный запах. Остальные цветы после своей роскошной любви и чрезмерного обильного летнего материнства тихо осыпали на землю бесчисленные семена будущей жизни.
Близко на шоссе послышались знакомые звуки автомобильного трехтонного рожка. Это подъезжала сестра княгини Веры – Анна Николаевна Фриессе, с утра обещавшая по телефону приехать помочь сестре принимать гостей и по хозяйству.
Тонкий слух не обманул Веру. Она пошла навстречу. Через несколько минут у дачных ворот круто остановился изящный автомобиль-карета, и шофер, ловко спрыгнув с сиденья, распахнул дверцу.
Сестры радостно поцеловались. Они с самого раннего детства были привязаны друг к другу теплой и заботливой дружбой. По внешности они до странного не были схожи между собою. Старшая, Вера, пошла в мать, красавицу англичанку, своей высокой гибкой фигурой, нежным, но холодным и гордым лицом, прекрасными, хотя довольно большими руками и той очаровательной покатостью плеч, какую можно видеть на старинных миниатюрах. Младшая – Анна, – наоборот, унаследовала монгольскую кровь отца, татарского князя, дед которого крестился только в начале XIX столетия и древний род которого восходил до самого Тамерлана, или Ланг-Темира, как с гордостью называл ее отец, по-татарски, этого великого кровопийцу. Она была на полголовы ниже сестры, несколько широкая в плечах, живая и легкомысленная, насмешница. Лицо ее сильно монгольского типа с довольно заметными скулами, с узенькими глазами, которые она к тому же по близорукости щурила, с надменным выражением в маленьком, чувственном рте, особенно в слегка выдвинутой вперед полной нижней губе, – лицо это, однако, пленяло какой-то неуловимой и непонятной прелестью, которая заключалась, может быть, в улыбке, может быть, в глубокой женственности всех черт, может быть, в пикантной, задорно-кокетливой мимике. Ее грациозная некрасивость возбуждала и привлекала внимание мужчин гораздо чаще и сильнее, чем аристократическая красота ее сестры.
Она была замужем за очень богатым и очень глупым человеком, который ровно ничего не делал, но числился при каком-то благотворительном учреждении и имел звание камер-юнкера. Мужа она терпеть не могла, но родила от него двух детей – мальчика и девочку; больше она решила не иметь детей и не имела. Что касается Веры – та жадно хотела детей и даже, ей казалось, чем больше, тем лучше, но почему-то они у нее не рождались, и она болезненно и пылко обожала хорошеньких малокровных детей младшей сестры, всегда приличных и послушных, с бледными мучнистыми лицами и с завитыми льняными кукольными волосами.
Анна вся состояла из веселой безалаберности и милых, иногда странных противоречий. Она охотно предавалась самому рискованному флирту во всех столицах и на всех курортах Европы, но никогда не изменяла мужу, которого, однако, презрительно высмеивала и в глаза и за глаза; была расточительна, страшно любила азартные игры, танцы, сильные впечатления, острые зрелища, посещала за границей сомнительные кафе, но в то же время отличалась щедрой добротой и глубокой, искренней набожностью, которая заставила ее даже принять тайно католичество. У нее были редкой красоты спина, грудь и плечи. Отправляясь на большие балы, она обнажалась гораздо больше пределов, дозволяемых приличием и модой, но говорили, что под низким декольте у нее всегда была надета власяница.
L. van Beethoven. 2 Son. (op. 2, № 2).
Largo Appassionato.
I
В середине августа, перед рождением молодого месяца, вдруг наступили отвратительные погоды, какие так свойственны северному побережью Черного моря. То по целым суткам тяжело лежал над землею и морем густой туман, и тогда огромная сирена на маяке ревела днем и ночью, точно бешеный бык. То с утра до утра шел не переставая мелкий, как водяная пыль, дождик, превращавший глинистые дороги и тропинки в сплошную густую грязь, в которой увязали надолго возы и экипажи. То задувал с северо-запада, со стороны степи, свирепый ураган; от него верхушки деревьев раскачивались, пригибаясь и выпрямляясь, точно волны в бурю, гремели по ночам железные кровли дач, и казалось, будто кто-то бегает по ним в подкованных сапогах; вздрагивали оконные рамы, хлопали двери, и дико завывало в печных трубах. Несколько рыбачьих баркасов заблудилось в море, а два и совсем не вернулись: только спустя неделю повыбрасывало трупы рыбаков в разных местах берега.
Обитатели пригородного морского курорта – большей частью греки и евреи, жизнелюбивые и мнительные, как все южане, – поспешно перебирались в город. По размякшему шоссе без конца тянулись ломовые дроги, перегруженные всяческими домашними вещами: тюфяками, диванами, сундуками, стульями, умывальниками, самоварами. Жалко, и грустно, и противно было глядеть сквозь мутную кисею дождя на этот жалкий скарб, казавшийся таким изношенным, грязным и нищенским; на горничных и кухарок, сидевших на верху воза на мокром брезенте с какими-то утюгами, жестянками и корзинками в руках, на запотевших, обессилевших лошадей, которые то и дело останавливались, дрожа коленями, дымясь и часто нося боками, на сипло ругавшихся дрогалей, закутанных от дождя в рогожи. Еще печальнее было видеть оставленные дачи с их внезапным простором, пустотой и оголенностью, с изуродованными клумбами, разбитыми стеклами, брошенными собаками и всяческим дачным сором из окурков, бумажек, черепков, коробочек и аптекарских пузырьков.
Но к началу сентября погода вдруг резко и совсем нежданно переменилась. Сразу наступили тихие безоблачные дни, такие ясные, солнечные и теплые, каких не было даже в июле. На обсохших сжатых полях, на их колючей желтой щетине заблестела слюдяным блеском осенняя паутина. Успокоившиеся деревья бесшумно и покорно роняли желтые листья.
Княгиня Вера Николаевна Шеина, жена предводителя дворянства, не могла покинуть дачи, потому что в их городском доме еще не покончили с ремонтом. И теперь она очень радовалась наступившим прелестным дням, тишине, уединению, чистому воздуху, щебетанью на телеграфных проволоках ласточек, сбившихся к отлету, и ласковому соленому ветерку, слабо тянувшему с моря.
II
Кроме того, сегодня был день ее именин – семнадцатое сентября. По милым, отдаленным воспоминаниям детства она всегда любила этот день и всегда ожидала от него чего-то счастливо-чудесного. Муж, уезжая утром по спешным делам в город, положил ей на ночной столик футляр с прекрасными серьгами из грушевидных жемчужин, и этот подарок еще больше веселил ее.
Она была одна во всем доме. Ее холостой брат Николай, товарищ прокурора, живший обыкновенно вместе с ними, также уехал в город, в суд. К обеду муж обещал привезти немногих и только самых близких знакомых. Хорошо выходило, что именины совпали с дачным временем. В городе пришлось бы тратиться на большой парадный обед, пожалуй даже на бал, а здесь, на даче, можно было обойтись самыми небольшими расходами. Князь Шеин, несмотря на свое видное положение в обществе, а может быть и благодаря ему, едва сводил концы с концами. Огромное родовое имение было почти совсем расстроено его предками, а жить приходилось выше средств: делать приемы, благотворить, хорошо одеваться, держать лошадей и т. д. Княгиня Вера, у которой прежняя страстная любовь к мужу давно уже перешла в чувство прочной, верной, истинной дружбы, всеми силами старалась помочь князю удержаться от полного разорения. Она во многом, незаметно для него, отказывала себе и, насколько возможно, экономила в домашнем хозяйстве.
Теперь она ходила по саду и осторожно срезала ножницами цветы к обеденному столу. Клумбы опустели и имели беспорядочный вид. Доцветали разноцветные махровые гвоздики, а также левкой – наполовину в цветах, а наполовину в тонких зеленых стручьях, пахнувших капустой, розовые кусты еще давали – в третий раз за это лето – бутоны и розы, но уже измельчавшие, редкие, точно выродившиеся. Зато пышно цвели своей холодной, высокомерной красотою георгины, пионы и астры, распространяя в чутком воздухе осенний, травянистый, грустный запах. Остальные цветы после своей роскошной любви и чрезмерного обильного летнего материнства тихо осыпали на землю бесчисленные семена будущей жизни.
Близко на шоссе послышались знакомые звуки автомобильного трехтонного рожка. Это подъезжала сестра княгини Веры – Анна Николаевна Фриессе, с утра обещавшая по телефону приехать помочь сестре принимать гостей и по хозяйству.
Тонкий слух не обманул Веру. Она пошла навстречу. Через несколько минут у дачных ворот круто остановился изящный автомобиль-карета, и шофер, ловко спрыгнув с сиденья, распахнул дверцу.
Сестры радостно поцеловались. Они с самого раннего детства были привязаны друг к другу теплой и заботливой дружбой. По внешности они до странного не были схожи между собою. Старшая, Вера, пошла в мать, красавицу англичанку, своей высокой гибкой фигурой, нежным, но холодным и гордым лицом, прекрасными, хотя довольно большими руками и той очаровательной покатостью плеч, какую можно видеть на старинных миниатюрах. Младшая – Анна, – наоборот, унаследовала монгольскую кровь отца, татарского князя, дед которого крестился только в начале XIX столетия и древний род которого восходил до самого Тамерлана, или Ланг-Темира, как с гордостью называл ее отец, по-татарски, этого великого кровопийцу. Она была на полголовы ниже сестры, несколько широкая в плечах, живая и легкомысленная, насмешница. Лицо ее сильно монгольского типа с довольно заметными скулами, с узенькими глазами, которые она к тому же по близорукости щурила, с надменным выражением в маленьком, чувственном рте, особенно в слегка выдвинутой вперед полной нижней губе, – лицо это, однако, пленяло какой-то неуловимой и непонятной прелестью, которая заключалась, может быть, в улыбке, может быть, в глубокой женственности всех черт, может быть, в пикантной, задорно-кокетливой мимике. Ее грациозная некрасивость возбуждала и привлекала внимание мужчин гораздо чаще и сильнее, чем аристократическая красота ее сестры.
Она была замужем за очень богатым и очень глупым человеком, который ровно ничего не делал, но числился при каком-то благотворительном учреждении и имел звание камер-юнкера. Мужа она терпеть не могла, но родила от него двух детей – мальчика и девочку; больше она решила не иметь детей и не имела. Что касается Веры – та жадно хотела детей и даже, ей казалось, чем больше, тем лучше, но почему-то они у нее не рождались, и она болезненно и пылко обожала хорошеньких малокровных детей младшей сестры, всегда приличных и послушных, с бледными мучнистыми лицами и с завитыми льняными кукольными волосами.
Анна вся состояла из веселой безалаберности и милых, иногда странных противоречий. Она охотно предавалась самому рискованному флирту во всех столицах и на всех курортах Европы, но никогда не изменяла мужу, которого, однако, презрительно высмеивала и в глаза и за глаза; была расточительна, страшно любила азартные игры, танцы, сильные впечатления, острые зрелища, посещала за границей сомнительные кафе, но в то же время отличалась щедрой добротой и глубокой, искренней набожностью, которая заставила ее даже принять тайно католичество. У нее были редкой красоты спина, грудь и плечи. Отправляясь на большие балы, она обнажалась гораздо больше пределов, дозволяемых приличием и модой, но говорили, что под низким декольте у нее всегда была надета власяница.
Вера же была строго проста, со всеми холодно и немного свысока любезна, независима и царственно спокойна.
III
– Боже мой, как у вас здесь хорошо! Как хорошо! – говорила Анна, идя быстрыми и мелкими шагами рядом с сестрой по дорожке. – Если можно, посидим немного на скамеечке над обрывом. Я так давно не видела моря. И какой чудный воздух: дышишь – и сердце веселится. В Крыму, в Мисхоре, прошлым летом я сделала изумительное открытие. Знаешь, чем пахнет морская вода во время прибоя? Представь себе – резедой.
Вера ласково усмехнулась:
– Ты фантазерка.
– Нет, нет. Я помню также раз, надо мной все смеялись, когда я сказала, что в лунном свете есть какой-то розовый оттенок. А на днях художник Борицкий – вот тот, что пишет мой портрет, – согласился, что я была права и что художники об этом давно знают.
– Художник – твое новое увлечение?
– Ты всегда придумаешь! – засмеялась Анна и, быстро подойдя к самому краю обрыва, отвесной стеной падавшего глубоко в море, заглянула вниз и вдруг вскрикнула в ужасе и отшатнулась назад с побледневшим лицом.
– У, как высоко! – произнесла она ослабевшим и вздрагивающим голосом. – Когда я гляжу с такой высоты, у меня всегда как-то сладко и противно щекочет в груди… и пальцы на ногах щемит… И все-таки тянет, тянет…
Она хотела еще раз нагнуться над обрывом, но сестра остановила ее.
– Анна, дорогая моя, ради Бога! У меня у самой голова кружится, когда ты так делаешь. Прошу тебя, сядь.
– Ну хорошо, хорошо, села… Но ты только посмотри, какая красота, какая радость – просто глаз не насытится. Если бы ты знала, как я благодарна Богу за все чудеса, которые он для нас сделал!
Обе на минутку задумались. Глубоко-глубоко под ними покоилось море. Со скамейки не было видно берега, и оттого ощущение бесконечности и величия морского простора еще больше усиливалось. Вода была ласково-спокойна и весело-синя, светлея лишь косыми гладкими полосами в местах течения и переходя в густо-синий глубокий цвет на горизонте.
Рыбачьи лодки, с трудом отмечаемые глазом – такими они казались маленькими, – неподвижно дремали в морской глади, недалеко от берега. А дальше точно стояло в воздухе, не подвигаясь вперед, трехмачтовое судно, все сверху донизу одетое однообразными, выпуклыми от ветра белыми стройными парусами.
– Я тебя понимаю, – задумчиво сказала старшая сестра, – но у меня как-то не так, как у тебя. Когда я в первый раз вижу море после большого времени, оно меня и волнует, и радует, и поражает. Как будто я в первый раз вижу огромное, торжественное чудо. Но потом, когда привыкну к нему, оно начинает меня давить своей плоской пустотой… Я скучаю, глядя на него, и уж стараюсь больше не смотреть. Надоедает.
Анна улыбнулась.
– Чему ты? – спросила сестра.
– Прошлым летом, – сказала Анна лукаво, – мы из Ялты поехали большой кавалькадой верхом на Уч-Кош. Это там, за лесничеством, выше водопада. Попали сначала в облако, было очень сыро и плохо видно, а мы все поднимались вверх по крутой тропинке между соснами. И вдруг как-то сразу окончился лес, и мы вышли из тумана. Вообрази себе: узенькая площадка на скале, и под ногами у нас пропасть. Деревни внизу кажутся не больше спичечной коробки, леса и сады – как мелкая травка. Вся местность спускается к морю, точно географическая карта. А там дальше – море! Верст на пятьдесят, на сто вперед. Мне казалось – я повисла в воздухе и вот-вот полечу. Такая красота, такая легкость! Я оборачиваюсь назад и говорю проводнику в восторге: «Что? Хорошо, Сеид-оглы?» А он только языком почмокал: «Эх, барина, как мине все это надоел. Каж-дый день видим».
– Благодарю за сравнение, – засмеялась Вера, – нет, я только думаю, что нам, северянам, никогда не понять прелести моря. Я люблю лес. Помнишь лес у нас в Егоровском?.. Разве может он когда-нибудь прискучить? Сосны!.. А какие мхи!.. А мухоморы! Точно из красного атласа и вышиты белым бисером. Тишина такая… прохлада.
– Мне все равно, я все люблю, – ответила Анна. – А больше всего я люблю мою сестренку, мою благоразумную Вереньку. Нас ведь только двое на свете.
Она обняла старшую сестру и прижалась к ней, щека к щеке. И вдруг спохватилась. – Нет, какая же я глупая! Мы с тобою, точно в романе, сидим и разговариваем о природе, а я совсем забыла про мой подарок. Вот посмотри. Я боюсь только, понравится ли?
Она достала из своего ручного мешочка маленькую записную книжку в удивительном переплете: на старом, стершемся и посеревшем от времени синем бархате вился тускло-золотой филигранный узор редкой сложности, тонкости и красоты, – очевидно, любовное дело рук искусного и терпеливого художника. Книжка была прикреплена к тоненькой, как нитка, золотой цепочке, листки в середине были заменены таблетками из слоновой кости.
– Какая прекрасная вещь! Прелесть! – сказала Вера и поцеловала сестру. – Благодарю тебя. Где ты достала такое сокровище?
– В одной антикварной лавочке. Ты ведь знаешь мою слабость рыться в старинном хламе. Вот я и набрела на этот молитвенник. Посмотри, видишь, как здесь орнамент делает фигуру креста. Правда, я нашла только один переплет, остальное все пришлось придумывать – листочки, застежки, карандаш. Но Моллине совсем не хотел меня понять, как я ему ни толковала. Застежки должны были быть в таком же стиле, как и весь узор, матовые, старого золота, тонкой резьбы, а он Бог знает что сделал. Зато цепочка настоящая венецианская, очень древняя.
Вера ласково погладила прекрасный переплет.
– Какая глубокая старина!.. Сколько может быть этой книжке? – спросила она. – Я боюсь определить точно. Приблизительно конец семнадцатого века, середина восемнадцатого…
– Как странно, – сказала Вера с задумчивой улыбкой. – Вот я держу в своих руках вещь, которой, может быть, касались руки маркизы Помпадур или самой королевы Антуанетты… Но знаешь, Анна, это только тебе могла прийти в голову шальная мысль переделать молитвенник в дамский carnet . Однако все-таки пойдем посмотрим, что там у нас делается.
Они прошли в дом через большую каменную террасу, со всех сторон закрытую густыми шпалерами винограда «изабелла». Черные обильные гроздья, издававшие слабый запах клубники, тяжело свисали между темной, кое-где озолоченной солнцем зеленью. По всей террасе разливался зеленый полусвет, от которого лица женщин сразу побледнели.
– Ты велишь здесь накрывать? – спросила Анна.
– Да, я сама так думала сначала… Но теперь вечера такие холодные. Уж лучше в столовой. А мужчины пусть сюда уходят курить.
– Будет кто-нибудь интересный?
– Я еще не знаю. Знаю только, что будет наш дедушка.
– Ах, дедушка милый. Вот радость! – воскликнула Анна и всплеснула руками. – Я его, кажется, сто лет не видала.
– Будет сестра Васи и, кажется, профессор Спешников. Я вчера, Анненька, просто голову потеряла. Ты знаешь, что они оба любят покушать – и дедушка и профессор. Но ни здесь, ни в городе – ничего не достанешь ни за какие деньги. Лука отыскал где-то перепелов – заказал знакомому охотнику – и что-то мудрит над ними. Ростбиф достали сравнительно недурной – увы! – неизбежный ростбиф. Очень хорошие раки.
– Ну что ж, не так уж дурно. Ты не тревожься. Впрочем, между нами, у тебя у самой есть слабость вкусно поесть.
– Но будет и кое-что редкое. Сегодня утром рыбак принес морского петуха. Я сама видела. Прямо какое-то чудовище. Даже страшно.
Анна, до жадности любопытная ко всему, что ее касалось и что не касалось, сейчас же потребовала, чтобы ей принесли показать морского петуха.
Пришел высокий, бритый, желтолицый повар Лука с большой продолговатой белой лоханью, которую он с трудом, осторожно держал за ушки, боясь расплескать воду на паркет.
– Двенадцать с половиною фунтов, ваше сиятельство, – сказал он с особенной поварской гордостью. – Мы давеча взвешивали.
Рыба была слишком велика для лоханки и лежала на дне, завернув хвост. Ее чешуя отливала золотом, плавники были ярко-красного цвета, а от громадной хищной морды шли в стороны два нежно-голубых складчатых, как веер, длинных крыла. Морской петух был еще жив и усиленно работал жабрами.
Младшая сестра осторожно дотронулась мизинцем до головы рыбы. Но петух неожиданно всплеснул хвостом, и Анна с визгом отдернула руку.
– Не извольте беспокоиться, ваше сиятельство, все в лучшем виде устроим, – сказал повар, очевидно понимавший тревогу Анны. – Сейчас болгарин принес две дыни. Ананасные. На манер вроде как канталупы, но только запах куда ароматнее. И еще осмелюсь спросить ваше сиятельство, какой соус прикажете подавать к петуху: тартар или польский, а то можно просто сухари в масло?
– Делай, как знаешь. Ступай! – приказала княгиня.
Герой повести «Гранатовый браслет» - один из самых трогательных образов в литературе. Над рукописью этого произведения плакал сам автор. Куприн утверждал, что оно является самым целомудренным из всего того, что он создал. Характеристика героев («Гранатовый браслет») - тема этой статьи.
Вера
Главными персонажами являются супруги Шеины. Примечательно, что характеристика героев («Гранатовый браслет») дана автором весьма неравномерно. Куприн не счел нужным описывать нрав княгини Веры, ее привычки. Внешность героини он описал, сравнивая ее с сестрой Анной.
Имеет гибкую фигуру, нежное, холодное и гордое лицо. Это почти все, что сказано о главной героине. Сестра же ее изображена более подробно, хотя ее присутствие в повести никак не влияет на сюжет.
Каждый из образов является своего рода средством для раскрытия главной темы произведения, а именно - темы любви. И потому довольно избирательно дана писателем характеристика героев. «Гранатовый браслет» - повесть, в которой судьба и внутренний мир персонажей можно понять из коротких фраз, сказанных ими, и различных мелких деталей.
Княгиня Вера - женщина добрая, чуткая и честная. О ее способности сострадать говорит концовка повести, когда она является в дом погибшего Желткова, чтобы проститься с ним. На честность указывают укоры совести, которые она испытывает в одной из сцен. Когда между Василием и братом Веры Николаем разгорается спор о переписке, которая якобы компрометирует всех членов семьи, Шеин холодно замечает, что это эпистолярное явление имеет исключительно односторонний характер. На слова своего мужа княгиня густо краснеет. Ведь всего одно единственное послание получил человек, который преподнес этот злосчастный гранатовый браслет.
Главные герои, характеристика которых раскрывается окончательно в развязке, являются на протяжении основной части персонажами второстепенными.
Василий Шеин
Об этом герое сказано еще меньше, нежели о Вере Николаевне. Как уже было отмечено, в произведении «Гранатовый браслет» главные герои, характеристика которых дана автором в начале повествования лаконично и сдержано, в конце проявляют свои лучшие качества. Василий Шеин отправляется к Желткову и, в отличие от брата Веры, который сопровождает его, ведет себя тактично, вежливо и несколько растерянно. Князь способен увидеть в человеке, который на протяжении восьми лет влюблен в его жену, огромную трагедию. Он умеет чувствовать чужую боль даже тогда, когда другой бы проявил лишь неприязнь и острое раздражение.
Позже, после того как Желтков кончает жизнь самоубийством, Василий передает Вере свои впечатления от увиденного: «Этот человек любил тебя, и он не был безумен», - говорит он, и при этом относится с пониманием к желанию княгини проститься с погибшим.
Но вместе с тем и Вера, и Василий - люди высокомерные. Что, впрочем, неудивительно, учитывая их положение в обществе. Это качество не является отрицательным. Это не спесь, и не своего рода снисходительность, которая проявляется в их отношении к людям, не входящим в их круг. Вере свойственны холодность и властный тон. Василий относится с чрезмерной иронией к тайному воздыхателю жены. И, возможно, все это и привело к трагедии.
После прочтения краткого содержания произведения создается впечатление, что любви, которой так мало в реальной жизни, посвятил Куприн «Гранатовый браслет». Характеристика героев, которая раскрыта в повести, придает, однако же, достоверности и правдивости этому сюжету. Чтобы это понять, нужно читать внимательно и вдумчиво.
Аносов
Изображению этого героя автор отвел большую часть четвертой главы. Образ Аносова играет важную роль в раскрытии главной идеи повести. В одном из фрагментов он беседует с героиней об истинной любви, которой он никогда за всю свою долгую жизнь не испытывал, потому как такое чувство рождается раз в сто лет. А на рассказ Веры о Желткове он выдвинул предположение, что это и есть тот редкий случай.
Желтков
Этот человек бледен, имеет нежное девичье лицо. О качествах его характера говорить не приходится, поскольку смыслом его жизни является Вера Николаевна. В последнем письме он признается ей, что после того, как увидел ее впервые, он перестал испытывать интерес к чему бы то ни было. Образ Желткова - центральный в сюжете, но о нем сказано немного. Куда важнее сила чувства, которое он испытывал последние восемь лет своей жизни, нежели его личность.
С помощью небольшой схемы можно подытожить анализ образов в повести «Гранатовый браслет»
Характеристика героев (таблица)
Такова характеристика героев. «Гранатовый браслет» - несмотря на небольшой объем, является произведением глубоким. В статье представлено краткое описание образов, и отсутствуют важные детали и цитаты.
«Гранатовый браслет». Княгиня, дочь англичанки и татарского князя, жена князя Шеина, любит мужа и помогает тому избежать разорения.
История создания
Куприн начал работать над «Гранатовым браслетом» осенью 1910 года в то время, когда находился в Одессе. Первоначально писатель планировал написать небольшой рассказ, однако текст разросся, и в конечном счете работа над ним заняла три месяца. В октябре 1910 года Куприн уже занимался редактурой и «полировкой» повести. В письмах Куприн сообщал, что работа над рассказом продвигается с трудом из-за «светского тона», который выбрал автор, и невежества Куприна в вопросах музыки.
У героев повести есть реальные прототипы. Вера Шеина была списана Куприным с Людмилы Ивановны Любимовой, жены члена Государственного совета, в которую был влюблен некий телеграфный чиновник Желтиков.
Первая публикация «Гранатового браслета» состоялась в 1911 году в альманахе «Земля».
Полное имя героини - Вера Николаевна Шеина, девичья фамилия - Мирза-Булат-Тугановская. Отец героини был татарским князем, а мать - британкой. Мать Веры была красавицей, и дочь выросла похожей на нее. У Веры гибкая фигура и высокий рост, нежное, но гордое и холодное лицо, покатые плечи и красивые руки. Вера носит костюм, приличествующий аристократке, шляпу и перчатки. До замужества героиня училась в Петербурге, в Смольном институте благородных девиц. С тех времен у героини осталась подруга, знаменитая пианистка Женни Рейтер.
Вера Шеина в повести "Гранатовый браслет" Характер у Веры спокойный и строгий, и при этом простой. С окружающими героиня общается любезно, но немного свысока и холодно, без дружелюбия. Вера демонстрирует независимый нрав и говорит властным тоном. Последние шесть лет героиня замужем за князем Василием Шеиным - предводителем губернского дворянства, человеком, который занимает видное положение в обществе. Кроме того, у Веры есть странный поклонник, который влюбился в героиню и начал «преследовать своей любовью» еще за два года до того, как Вера вышла замуж.
Героиня любит мужа и считает, что ее брак сложился удачно. Шеины живут на северном побережье Черного моря. Финансовые дела семьи обстоят скверно из-за того, что муж Веры князь Шеин, как человек, вращающийся в высшем обществе, вынужден постоянно подтверждать собственный статус, устраивая приемы и занимаясь благотворительностью. Внешний вид и обстановка князя также должны быть на уровне, приходится содержать лошадей и тратиться на дорогую одежду.
При всем этом имение и наследство перешли к Шеину от предков в уже весьма потрепанном виде. В результате Шеиным приходится жить выше средств, и они едва сводят концы с концами.
Вера всеми силами старается поддержать мужа в этой непростой ситуации и помочь тому удержаться от полного разорения. Героиня старается экономить в домашнем хозяйстве и во многом себе отказывает, но делает это незаметно для мужа. Некогда Вера испытывала к мужу страстную любовь, но это чувство давно прошло и сменилось верной и крепкой дружбой.
У героини есть младшая сестра Анна, к которой Вера привязана с раннего детства и до сих пор относится с теплотой и заботой. Еще у героини есть брат Николай - серьезный и чопорный молодой человек, который работает заместителем прокурора и имеет хорошие связи. Вера болезненно обожает детей своей младшей сестры. Собственных отпрысков у героини нет, но Вера мечтает обзавестись ими.
Вера Шеина суеверна и опасается числа «13». Героиня любит музыку, особенно сонаты , и часто посещает концерты. Газет Вера, напротив, не любит, потому что те пачкают руки типографской краской. Кроме того, Вере не нравится язык, которым пишутся газетные заметки. У Веры азартный характер, и после обеда княгиня имеет привычку играть с младшей сестрой в покер.
Уже много лет Веру преследует некий поклонник, чьего имени героиня не знает. Этот человек пишет Вере письма, но героиня ни разу не видела его лица. Восемь лет назад этот поклонник увидел героиню в ложе цирка и воспылал к той страстной любовью. Сама героиня считает этого поклонника безумцем. Героиня не желает, чтобы ее преследовали, и просит загадочного поклонника «прекратить всю эту историю как можно скорее» и оставить ее в покое.
Фамилия тайного поклонника Веры - . Это бледный и нервный господин тридцати или тридцати пяти лет, мелкий чиновник, небогатый, но приятный, тактичный и скромный, снимает комнату в бедном доме. Поначалу герой ждал, что Вера ответит на его письма, но со временем перестал рассчитывать на взаимность и стал писать реже - на праздники и в день Вериных именин.
Близкие Веры не воспринимают Желткова серьезно. Муж героини даже придумывает забавы ради повесть о княгине Вере и влюбленном телеграфисте, которой развлекает гостей.
Желтков тайно преследует Веру, знает, где бывает героиня, и даже способен в точности описать платье, которое было на ней надето. Герой хранит принадлежавшие Вере вещи, как реликвии. Например, платок, который Желтков украл, или программу выставки, которую Вера держала в руках, а потом забыла на стуле. При этом Желтков считает себя не маньяком, а всего лишь безответно влюбленным.
Вера Шеина из повести "Гранатовый браслет" Однажды Желтков присылает Вере в подарок гранатовый браслет, который некогда принадлежал еще прабабушке героя. Этот подарок выводит из себя брата Веры, тот находит Желткова и требует, чтобы поклонник прекратил преследовать его сестру. Сама Вера не желает ни видеть Желткова, ни говорить с ним, и просит только оставить ее в покое.
Отношение Веры убивает Желткова, и тем же вечером герой кончает с собой, а Вера осознает, что «та любовь, о которой мечтает каждая женщина, прошла мимо нее». Героиня понимает, что боялась быть счастливой и променяла пламенную любовь бедного Желткова на надежный и лишенный потрясений брак с веселым и симпатичным князем Шеиным.
Дальнейшая биография Веры неизвестна.
Экранизации
Первая экранизация повести «Гранатовый браслет» состоялась в 1915 году. Это немой черно-белый фильм в жанре драмы, где роль Веры Шеиной исполнила актриса Ольга Преображенская. Фильм состоял из четырех актов и длился 4 часа. До нашего времени не сохранился.
В 1964 году вышла мелодрама «Гранатовый браслет» с в роли Веры Шеиной. Фильм снят режиссером Абрамом Роомом. В фильме среди прочих персонажей присутствует образ самого Александра Куприна, которого сыграл актер Григорий Гай.
Цитаты
«Наконец он умирает, но перед смертью завещает передать Вере две телеграфные пуговицы и флакон от духов - наполненный его слезами».
«Может быть, это просто ненормальный малый, маниак, а - почем знать? - может быть, твой жизненный путь, Верочка, пересекла именно такая любовь, о которой грезят женщины и на которую больше не способны мужчины».
«Любовь должна быть трагедией. Величайшей тайной в мире! Никакие жизненные удобства, расчеты и компромиссы не должны ее касаться».
Сочинение
«Это камень любви, гнева и крови. На руке человека, томящегося в лихорадке или опьяненного желанием, он становится теплее и горит красным пламенем... Если растолочь его а порошок и принимать с водой, он дает румянец лицу, успокаивает желудок и веселит душу. Носящий его приобретает власть над людьми. Он врачует сердце, мозг и память» - так в рассказе «Суламифъ» царь Соломон, даря своей возлюбленной драгоценности, говорит о «внутренней природе камней, об их волшебных свойствах и таинственных значениях».
Итак, главная героиня рассказа княгиня Вера Николаевна Шеина получила на изменив и другую драгоценность - серьги из грушевидных жемчужин от мужа. Жемчуг же издавна являлся символом, с одной стороны, духовной частоты, с другой - недоброго предзнаменования. Предчувствуем именно недобрых предзнаменований пронизан рассказ.
Вспомним, с чего все начинается. С пейзажа, с описания «отвратительных погод», принесших холод, ураганный ветер, на смену, которым приходят прелестные солнечные дни. Вновь вернувшееся лето кратковременно, как коротка спокойна радость Веры. Ее ожидание «чего-то счастливо-чудесного» от дня своих именин, то и дело омрачается вроде бы незначительными происшествиями. Вот Анна, ее любимая сестра, «быстро подойдя к самому краю обрыва, отвесной стеной падавшего в море, заглянула вниз и вдруг вскрикнула в ужасе и отшатнулась назад с побледневшим лицом». Вот вспомнили о морском петухе, которого утром принес рыбак: «Прямо какое-то чудовище. Даже страшно». Вот Вера «машинально пересчитала гостей. Оказалось - тридцать». Вот в разгар карточной игры горничная приносит письмо и браслет с пятью гранатами. «Точно кровь», - думает Вера с неожиданной тревогой. Так исподволь готовит автор своих читателей к главной теме рассказа.
События рассказа разворачиваются неспешно: идут приготовления к именинному обеду, постепенно съезжаются гости. Исподволь входит на страницы рассказа его основная тема - тема любви. «Редчайший дар высокой и безответной любви стал «громадным счастьем», единственным содержанием, поэзией жизни Желткова. Феноменальность его переживаний поднимает образ молодого человека над всеми другими героями рассказа. Не только грубый, недалекий Тугановский, легкомысленная кокетка Анна, но и умный, совестливый Шеин, почитающий любовь «величайшей тайной» Аносов, сама прекрасная и чистая Вера Николаевна пребывают в явно сниженной бытовой среде» (Л. Смирнова). Однако смысл рассказа совсем не в противопоставлении героев - княгини Шеиной и чиновника Желткова. В рассказе все глубже и тоньше.
Значительность произведению придает тема любви. С ее появлением все повествование приобретает иную эмоциональную окраску. Вот первое упоминание слова «любовь» на страницах рассказа: «Княгиня Вера, у которой прежняя страстная любовь к мужу давно уже перешла в чувство прочной, верной, истинной дружбы, всеми силами старалась помочь князю удержаться от полного разорения». С первых строк возникает ощущение увядания: сходное с осенней природой однообразное, словно дремотное существование семьи Шеиных, где укрепились прочные отношения, а чувства словно уснули. Однако любовь была вовсе не чужда Вере, просто стремление к ней притупилось. Она «была строго проста, со всеми холодно и немного свысока любезна, независима и царственно спокойна». Это спокойствие и убивает Желтков.
Портрет Желткова как будто предвосхищен словами генерала: «...очень бледный, с нежным девичьим лицом, с голубыми глазами и упрямым детским подбородком с ямочкой посредине». Насколько обманчивы оказываются это впечатление! Даже князь Шеин способен оценить благородство души и силу любви этого худощавого телеграфиста: «... но вот я чувствую, что присутствую при какой-то громадной трагедии души, и я не могу здесь паясничать». Именно поэтому он разрешит Желткову написать последнее письмо Вере, письмо, которое окажется сродни стихам о любви, в нем впервые будут сказаны слова, ставшие рефреном заключительной главы: «Да святится имя Твое». Несколькими годами раньше в одном из стихотворений цикла о Прекрасной Даме их использовал поэт Александр Блок. Дар предвидения, который подарил ей гранатовый браслет. По старинному преданию, сохранившемуся в нашей семье, он имеет свойство сообщать дар предвидения женщинам и отгоняет от них тяжелые мысли, мужчин же охраняет от насильственной смерти.
Александра Ивановича Куприна как человека и писателя сформировало грозовое время первой русской революции. Это оно сообщило купринским картинам - как ни мрачна была их правда - мечту о будущем, страстное ожидание бури, которая очистит и преобразит мир. Заветная мысль Куприна-гуманиста о трагическом противоречии бытия: изначально прекрасный человек среди благой и щедрой природы и - жестокий, противоестественный собственнический строй, несущий ему мучения и гибель.
Одним из замечательных созданий А. И. Куприна является повесть о любви «Гранатовый браслет». Сам писатель называл ее «милой» и признавался, что «...ничего более целомудренного не писал». Сюжет повести прост: молодой телеграфист цавно и безнадежно влюблен в княгиню Веру Николаевну Шеину. Юноша не выдерживает мук любви и добровольно уходит 13 жизни, а Вера Николаевна понимает, мимо какой великой любви она прошла. Из простого, даже примитивного сюжета Куприн смог сотворить прекрасный цветок, не увядающий уже многие десятилетия.
Княгиня Вера любима и любит мужа, «прежняя страстная любовь к мужу давно уже перешла в чувство прочной, верной, истинной дружбы, она всеми силами помогает князю...» Они занимают видное положение в обществе: он предводитель дворянства. Княгиня окружена блестящим обществом, но откуда эта щемящая тоска, не покидающая ее. Слушая рассказы дедушки о любви, Вера Николаевна понимает, что она знала человека, который был способен на истинную любовь - «бескорыстную, самоотверженную, не ждущую награды. Про которую сказано - «сильна как смерть» ...такая любовь, для которой совершить любой подвиг, отдать жизнь, пойти на мучение - вовсе не труд, а даже радость... Любовь должна быть трагедией...»
Не такую ли любовь испытывает «маленький телеграфист» Желтков? Куприн блестяще показывает, что не зависят высокие моральные качества от сословной принадлежности человека. Это дано Богом - душа, способная любить, может жить в бедной лачуге и во дворце. Для нее не существует ни границ, ни расстояний, ни запретов. Желтков признается, что не в силах разлюбить княгиню Веру. Только смерть сможет оборвать это прекрасное и трагическое чувство. Как созвучны мысли бедняка Желткова и аристократа Аносова. «Семь лет безнадежной и вежливой любви» телеграфиста дают ему право на уважение. Муж Веры, Василий Львович, понял Желткова, может быть, позавидовал таланту этого человека.
После кончины Желткова княгиня Вера казнится, что не предотвратила его самоубийства, хотя чувствовала, предвидела такой конец. Она задает себе вопрос: «Что это было: любовь или сумасшествие?» Василий Львович признается жене, что Желтков не был сумасшедшим. Это был великий влюбленный, который не мыслил свою жизнь без любви к княгине Вере, и когда ушла последняя надежда, он умер. Неизъяснимая тоска охватывает княгиню Веру, когда она видит мертвого Желткова и понимает, «что та любовь, о которой мечтает каждая женщина, прошла мимо нее...»
Куприн не дает никаких оценок и нравоучений. Писатель лишь передает прекрасную и грустную историю о любви. Души героев проснулись в ответ на великую любовь, и это главное.