Человек как предмет изучения различных областей знания. Человек как предмет конкретных наук Анатомо-физиологические особенности формирования

Огромные успехи генетики в настоящее время связаны в основном с изучением генетических механизмов вирусов и бактерий. Именно генетика вирусов, в частности бактериофага, дала основной материал для расшифровки генетического кода, а работы С. Бензера на бактериофаге открыли путь к экспериментальному доказательству сложной природы гена . Успехи молекулярной генетики оказали влияние на генетику животных и растений, значительно изменили если не путь исследования, то во всяком случае понимание многих проблем - наследования нормы реакции, наследственного иммунитета и т. д. Человек как генетический объект также имеет свою специфику, выражающуюся как в морфологических и физиологических особенностях человеческого организма, так и в степени его изученности.

Последнее обстоятельство, хотя и представляется на первый взгляд второстепенным, имеет применительно к общей генетике огромное значение. Вряд ли найдется еще один вид, изменчивость которого была бы изучена с такой полнотой и тщательностью. Экспедиции антропологов, проведенные на протяжении последних 50-70 лет во все уголки земного шара, собрали огромные материалы по географической изменчивости морфологических признаков человека, позволили выделить их географические сочетания - человеческие расы, дали возможность наметить и в общих чертах решить проблемы их иерархии и генеалогических взаимоотношений . За последние 30 лет широко развернулось изучение расовой физиологии, показавшее отчетливые правильности в географическом распространении многих физиологических признаков . Наряду с этим в антропологических исследованиях, как и в медицинских и физиологических, пристальное внимание уделялось и уделяется проблеме конституциональных различий и их связи с типами высшей нервной деятельности . В общей форме эта проблема, по-видимому, только и может быть решена антропологами и медиками, так как у человека типы нервных реакций и психонервные механизмы изучены гораздо более детально, чем у животных.

Большое число палеонтологических находок позволяет нарисовать в общих чертах картину изменения физического типа человека во времени . Сравнительно-анатомические и эмбриологические исследования открыли возможность установления морфологических закономерностей его эволюции . С помощью изучения древнейших орудий труда и жизни древних людей восстанавливаются основные этапы развития социальной организации первобытных человеческих коллективов, их экономические и этнические взаимоотношения, рост их численности, характер расселения, роль смешения в этих процессах . Таким образом, и история человеческого вида, так же как и его география и морфология, изучена лучше, чем история любого вида животных.

Такая полная информация о типах изменчивости человека, их распределении во времени и в пространстве, а частично и о причинах этих изменений создает основу для изучения многих генетических проблем на более высоком уровне, чем это возможно в генетике животных. К их числу относятся наследственные нарушения метаболизма, хромосомные аномалии и аберрации, гемоглобинопатии и наследственные нарушения свертывания крови, белков и ферментов плазмы (все это на уровне организма) , закономерности в географическом распространении генов (геногеография) , роль изоляции в интенсивности генетико-автоматических процессов, относительная роль панмиксии и изоляции в процессах расообразования, скорость, мутирования (все это на популяционном уровне) . Поэтому антропологический и антропогенетический материалы все чаще включаются в сводки по общей генетике и представляют собой основные данные для анализа и решения целого ряда кардинальных вопросов .

Теперь несколько слов о качественной специфике как объекте генетического изучения. Она лежит в его социальной природе. С появлением общества и развитием социальных отношений в биологические закономерности вмешиваются новые трансформирующие их моменты . В их числе - освоение практически всей планеты , неограниченное смешение между расами и стирание границ расовых ареалов, взаимопроникновение и взаимовлияние культур, усиление технической оснащенности, открывающее неограниченные возможности миграции генов, - одним словом, все предпосылки, создающие ситуацию панмиксии . При ней прослеживаются пути миграций генов на огромные расстояния, изучаются их стабильность и изменение темпа мутирования при миграции, выявляются очаги наиболее интенсивных концентраций генов и характер взаимосвязи между ними, перекидывается, таким образом, мост между генетикой, с одной стороны, систематикой и таксономией - с другой.

Эндогамия, взаимоотталкивание народов, говорящих на разных языках, и особенно на языках различных языковых семей, кастовые системы, имущественная дифференциация, принадлежность к разным религиям действуют в противоположном направлении - создают так называемую социальную изоляцию . Специфика ее состоит в том, что она значительно расширяет базу для суждения о моделях генетических барьеров, динамике их действия во времени, формах их влияния на генетическую структуру популяции. Таким образом, все аспекты популяционной генетики существенно обогащаются данными, полученными в, антропологических и антропогенетических исследованиях.

Итак, специфика человека в качестве генетического объекта состоит в его социальности, представляющей собой предпосылку для возникновения многих генетических явлений на популяционном уровне, и в полной изученности типов изменчивости человеческого организма, что позволяет детализировать генетические процессы, в общей форме изученные на других объектах.

  1. Benser S. Fine structure of a genetic region in bacteriophage //Proc. Natur. Acad. Sci. Wash. (D. C), 1955. Vol. 41: Idem. On the topology of genetic fine structure // Ibid. 1959. Vol. 45. Следует подчеркнуть, что сложное строение гена было почти 40 лет назад предсказано замечательным советским генетиком А. С. Серебровским. См.: Серебровский А. С. Влияние гена purple на crossing-over между black и снтоЬаг у Drosophila melanogaster // Журн. эксперпм. биологии. Сер. А. 1926. rf. 2, вып. 1/2; Он же. Исследование ступенчатого аллеломорфизма // Там же. 1930. Т. 6, вып. 2; Серебровский А. С., Дубинин Н. П. Искусственное получение мутаций и проблема гена//Успехи эксперим. биологии. 1929. Вып. 4. А. С. Серебровский - типичный ученый-романтик, он внес огромный вклад в теоретическую генетику и обогатил ее рядом фундаментальных концепций. С.: Шапиро Н. И. Памяти А. С. Серебровского // Генетика. 1966. № 9; Малиновский А. А. К вопросу о
    путях исследования условий творческого процесса // Научное творчество. М., 1969.
  2. Исчерпывающие сводки накопленных материалов отсутствуют. Частично этот пробел заполнен в след. изд.: Eickstedt R. Rassengeschichte der Menscheit. Stuttgart. 1934; Biasuttl K. Rpzze i popoli della terra: In 4 vol. Torino, 1959-1960; Lundman B. Umriss der Rassenkunde des Menschen in geschichtlicher Zeit. Koppenhagen, 1952; Idem. Geographische Vnthropologie. Stuttgart, 1968; Алексеев В. П. География человеческих рас. М., 1974.
  3. Mourant A. The distribution of human blood groups. Oxford, 1954; Walter H. Die Bedeutung dor serologischen Merkmale fiir die Rassenkunde // Die neuc Rassrnkimde /Hrsg. I. Schwidetzky. Stuttgart, 1962; Harrison G., Weiner J., Tanner I., Barnicot N. Human biology: An introd. to human evolution, variation and growth. N. Y.; L.. 1964; рус. пер.: Харрисон Дж., Вайнер Дж., Таннер Дж., Барникот Н. Биология человека. М., 1968; Prokop О. Lehrbuch der menschlichen Blut- und Serumgruppen. Leipzig, 1966; Вороное А. А. Этногеография основных типов гаптоглобина - сывороточного белка крови // Сов. этнография. 1968. № 2. Эти области антропологии привлекают сейчас внимание во всем мире, и литература растет с фантастической быстротой.
  4. После первых работ Э. Кречмера, во многом склонного, однако, к крайним взглядам, появились статьи, поставившие проблему в рамки точного экспериментального исследования. См.: Рогинский Я. Я. Материалы по исследованию связи телосложения и моторики // Антропол. жури. 1937. № 3; Малиновский А. А. Элементарные корреляции и изменчивость человеческого организма // Тр. Ин-та цитологии, гистологии и эмбриологии. 1948. Т. 2, вып. 1. Несколько иной аспект проблемы рассмотрен в книге Я. Я. Рогинского, в главе «О типах характера и их значении в теории антропогенеза». См.: Рогинский Я. Я. Проблемы антропогенеза. М., 1969.
  5. Обширные сведения об ископаемых находках суммированы: Heberer G. Die Fossilgeschichte der Hominoidea // Primatologia: Handbuch der Primatenkunde/Hrsg. H. Hofer, A. Schultz, D. Starck. Basel; N. Y, 1956; Piveteau J. Primates. Paleontologie humaine ///Traite de paleontologie. P., 1957. T. 7; Gieseler W. Die Fossilgeschichte des Mencshen // «rJ:e Evolution der Organismen. Stuttgart, 1959. Bd. 2; Ископаемые гоминиды и происхождение человека//Тр. Ин-та этнографии АН СССР. Н.С. М., 1966. Т. 92; Алексеев В. П. Палеоантропология земного шара и формирование человеческих рас. Палеолит. М., 1978.
  6. См.: Рогинский Я. Я. Проблемы антропогенеза. Гл. II.
  7. Весь относящийся сюда материал разбросан по сотням специальных статей и монографий. В качестве сводок, далеко не полных, но содержащих основную библиографию, см.: Social life of early man // Viking fund publications in anthropology. N. Y., 1961. N 31; Григорьев Г. П. Начало верхнего палеолита и происхождение Homo sapiens. Л., 1968; Природа и развитие первобытного общества на территории европейской части СССР. М, 1969 (статьи А. А. Величко и М. Д. Гвоздовер, Г. П. Григорьева и А. Н. Рогачева); Бибиков С. Н. Некоторые аспекты палеоэкологического моделирования палеолита // Сов. археология. 1969. № 4. Сводки данных и литературу см.: Эфроимсон В. П. Введение в медицинскую генетику. М., 1968; Конюхов Б. В. Биологическое моделирование наследственных болезней человека. М„ 1969; Основы цитогенетики человека. М., 1969; Проблемы медицинской генетики. М., 1970; Перспективы медицинской генетики. М., 1982. Краткий обзор относящихся сюда проблем см.: Алексеев В. П. Геногеография человека // Наука и человечество. М., 1968.
  8. Сводки данных и литературу см.: Эфроимсон В. П. Введение в медицинскую генетику. М., 1968; Конюхов Б. В. Биологическое моделирование наследственных болезней человека. М„ 1969; Основы цитогенетики человека. М., 1969; Проблемы медицинской генетики. М., 1970; Перспективы медицинской генетики. М., 1982. Краткий обзор относящихся сюда проблем см.: Алексеев В. П. Геногеография человека // Наука и человечество. М., 1968.
  9. Краткий обзор относящихся сюда проблем см.: Алексеев В. П. Геногеография человека // Наука и человечество. М., 1968.
  10. Наибольшее внимание в антропогенетике всегда привлекали изоляция и ее влияние на генетическую структуру популяций. Результаты конкретных исследований см. в след. работах: Гинзбург В. В. Горные таджики: (Материалы по антропологии таджиков Каратегина и Дарваза). М.; Л., 1937; Glass В., Sacks М., Jahn В., Hess С. Genetic drift in a religious isolate: an analysis of the causes of variation in blood group and other gene frequencies in a small population//Amer. Natur. 1952. Vol. 86, N 828; Readings on race. Springfield (III.), 1960; Hainline J. Polulation and genetic (serological) variability in Micronesia//Ann. N. Y. Acad. Sci. 1966. Vol. 134, art. 2; Giles E., Walsh В., Bradley M. Microevolution in New Guinea; the role of genetics drift//Ibid.: Гаджиев A. H. Антропологии малых популяций Дагестана. Махачкала, 1971; Рынков Ю. Г. Антропология и генетика изолированных популяций (древние изоляты Памира). М., 19С9. Общая постановка вопроса: Glass В. Genetic changes in human population, especially those due to gene flow and genetic drift // Adv. Genet. N. Y., 1954. Vol. 6. Ситуация панмиксии и ее роль в расообразовании исследованы значительно меньше. Общее рассмотрение проблемы см.: Алексеев В. П. Модусы расообразования и географическое распространение генов расовых признаков // Сов. этнография. 1967. № 1.
  11. См., напр.: Дубинин Н. П., Глембоцкий Я. Л. Генетика популяций и селекция М., 1967. Данные о географическом распространении групп крови у человека использованы для освещения роли генетико-автоматнческих процессов в условиях, отсутствия селекции (Гл. IV. С. 62-70).
  12. На это обстоятельство обратили внимание независимо друг от друга несколько исследователей, рассмотревших его с разных точек зрения: Рогинский Я. Я. Проблема происхождения Homo sapiens // Успехи соврем, биологии. 1938. Т. 9, вып. 1 (4); Он же. Некоторые проблемы позднейшего этапа эволюции человека в современной антропологии // Тр. Ин-та энтографии АН СССР. Н. С. М.; Л., 1947. Т. 2;
    Кремянский В. А. Переход от ведущей роли отбора к ведущей роли труда // Успехи соврем, биологии. 1941. Т. 14, вып. 2(5); Давиденков С. М. Эволюционно-генетические проблемы в невропатологии. Л., 1947.
  13. Оно нашло отражение в учении о ноосфере. См.: Успехи соврем, биологии. 1944. Т. 18, вып. 2. Термин заимствован у Е. Леруа: Le Roy Е. L’exigence idealiste et le fuit d’evolution. P., 1927. В идеалистическом духе его развивал П. Тейяр де Шарден в книге «Феномен человека» (М., 1965; 2-е изд. М., 1987). О его мировоззрении см.: Плужанский Т. Некоторые черты воззрений Тейяра де Шардена // От Эразма

    В этот день:

    Дни рождения 1817 Родился Остин Генри Лейард - английский археолог, исследователь Ниневии и Нимруда, обнаружил знаменитую царскую библиотеку клинописных табличек Ашурбанипала. Открытия 1813 Иоганн Буркхардт открыл египетские храмы в Абу-Симбеле .

ЛЕКЦИЯ 2.

ЧЕЛОВЕК КАК ПРЕДМЕТ ПЕДАГОГИЧЕСКОЙ АНТРОПОЛОГИИ.

Объектом педагогической антропологии являются отношения человек-человек, а предметом - ребенок. Для того чтобы понять этот объект и проникнуть в этот предмет, необходимо прежде всего разобраться с тем, что такое человек, какова его природа. Вот почему для педагогической антропологии «человек» - одно из основных понятий. Ей важно иметь максимально полное представление о человеке, так как это даст адекватное представление о ребенке и соответствующем его природе воспитании.

Человек является предметом изучения многих наук на протяжении многих столетий. Информация, накопленная о нем за это время, колоссальна. Но она не только не уменьшает количества вопросов, связанных с проникновением в суть человеческой природы, но и множит эти вопросы. Она не приводит к единой, удовлетворяющей всех, концепции человека. И по-прежнему различные науки, в том числе и только что возникшие, находят в человеке свое «поле деятельности», свой аспект, открывают в нем что-то, бывшее доселе неизвестным, по-своему определяют, что есть человек.

Человек настолько многообразен, «многоголосен», что разные науки обнаруживают в нем прямо противоположные человеческие свойства и сосредоточиваются на них. Так, если для экономики он - рационально мыслящее существо, то для психологии во многом - иррациональное. История рассматривает его как «автора», субъекта определенных исторических событий, а педагогика - как объект заботы, помощи, поддержки. Социологии он интересен как существо с инвариантным поведением, а для генетики - как запрограммированное существо. Для кибернетики он - универсальный робот, для химии - набор определенных химических соединений.

Варианты аспектов изучения человека бесконечны, они все время множатся. Но при этом сегодня становится все очевидней: человек - сверхсложный, неисчерпаемый, во многом загадочный предмет познания; полное постижение его (задача, поставленная на заре существования антропологии) в принципе невозможно.

Этому дается ряд объяснений. Например, такое: изучение человека осуществляется самим человеком, и уже поэтому не может быть ни полным, ни объективным. Другое объяснение основывается на том, что собирательное понятие о человеке не может сложиться, как из кусочков, из материалов наблюдений, изучений отдельных конкретных людей. Даже если их множество. Еще говорят, что та часть жизни человека, которая поддается изучению, не исчерпывает всего человека. «Человек не сводим к эмпирическому бытию эмпирического субъекта. Человек всегда больше себя самого, ибо он - часть чего-то большего, более широкого целого, трансцендентального мира» (Г. П. Щедровицкий). Указывают и на то, что информация, полученная о человеке в разные века, не может быть объединена в одно целое, ибо человечество - иное в разные эпохи, так же, как каждый человек - в значительной мере другой в разные периоды своей жизни.

И все же образ человека, глубина и объемность представления о нем век от века совершенствуются.

Попытаемся набросать тот контур современного представления о человеке, который складывается при анализе данных, полученных различными науками. При этом сам термин «человек» будет употребляться нами как собирательный, т. е. обозначающий не какого-то конкретного, единичного человека, а обобщенного представителя Homo sapiens.

Как все живое, человек активен, т. е. способен избирательно отражать, воспринимать, реагировать на любые раздражения и воздействия, имеет, по выражению Ф. Энгельса, «самостоятельную силу реакции».

Он пластичен, т. е. обладает высокими адаптивными способностями к изменяющимся условиям жизни при сохранении видовых особенностей.

Он - существо динамичное, развивающееся: определенные изменения происходят в органах, системах, мозге человека и на протяжении веков, и в процессе жизни каждого человека. Причем, как считает современная наука, процесс развития Homo sapiens не является завершенным, возможности человека к изменению не исчерпаны.

Как все живое, человек органично принадлежит природе Земли и Космосу, с которыми у него постоянно происходит обмен веществ и энергий. Очевидно, что человек является неотъемлемой частью биосферы, растительного и животного мира Земли, выявляет в себе признаки животно-растительной жизни. Например, новейшие открытия палеонтологии и молекулярной биологии свидетельствуют: генетические коды человека и обезьяны отличаются лишь на 1-2 % (в то время как анатомические отличия составляют около 70%). Особенно наглядна близость человека к животному миру. Вот почему человек часто отождествляет себя с теми или иными животными в мифах и в сказках. Вот почему и философы иногда рассматривают человека как животное: поэтическое (Аристотель), смеющееся (Рабле), трагическое (Шопенгауэр), производящее орудия, лживое...

И все же человек - не просто высшее животное, не просто венец развития природы Земли. Он, по определению российского философа И. А. Ильина, - «всеприрода». «Он организованно включает, сосредоточивает и концентрирует все то, что содержится в отдаленнейших туманностях и в ближайших микроорганизмах, объемля все это своим духом в познании и восприятии».

Органическая принадлежность человека к Космосу подтверждается данными таких, казалось бы, далеких от человека наук, как коксохимия, астрофизика и др. В этой связи вспоминается высказывание Н. А. Бердяева: «Человек потому понимает Вселенную, что у них одна природа».

Человек - основной «геолого-образующий фактор биосферы» (по В. И. Вернадскому). Он - не просто один из фрагментов Вселенной, один из рядовых элементов растительно-животного мира. Он - самый значимый элемент этого мира. С его появлением во многом изменилась природа Земли, а сегодня человек определяет и состояние Космоса. В то же время человек всегда - существо, во многом зависящее от космических и природных явлений и условий. Современный человек понимает: изуродованная им природа угрожает существованию человечества, губит его, а понимание природы, установление с ней динамического равновесия - облегчает и украшает жизнь человечества, делает человека более полноценным и продуктивным существом.

СОЦИАЛЬНОСТЬ И РАЗУМНОСТЬ ЧЕЛОВЕКА

Человек - не только существо космическое, природное. Он - общественно-историческое существо. Одной из важнейших его характеристик является социальность. Рассмотрим это утверждение.

Так же органично, как к Космосу и природе Земли, человек принадлежит к социуму, к человеческому сообществу. Само возникновение Homo sapiens, как утверждает современная наука, обусловлено превращением стада антропоидов, где правили биологические законы, в человеческое общество, где действовали законы нравственные. Специфические особенности человека как вида сложились под влиянием именно социального образа жизни. Важнейшими условиями сохранения и развития как вида Homo sapiens, так и отдельного индивида было соблюдение нравственных табу и следование социокультурному опыту предшествующих поколений.

Также огромно значение общества для каждого отдельного человека, поскольку оно - не механическое сложение отдельных индивидов, а интеграция людей в единый общественный организм. «Первейшее из первых условий жизни человека - это другой человек. Другие люди - центры, вокруг которых организуется мир человека. Отношение к другому человеку, к людям составляет основную ткань человеческой жизни, ее сердцевину», - писал С. Л. Рубинштейн. Яне может быть раскрыто лишь через отношение к самому себе (неслучайно Нарцисс в древнем мифе - несчастное существо). Человек развивается только «смотрясь» (К. Маркс) в другого человека.

Любой человек невозможен без общества, без совместной с другими людьми деятельности и общения. Каждый человек (и многие поколения людей) идеально представлен в других людях и принимает идеальное участие в них (В. А. Петровский). Даже не имея реальной возможности жить среди людей, человек проявляет себя как член «своего», референтного для него, сообщества. Он ориентируется (не всегда осознанно) на его ценности, верования, нормы и правила. Он использует речь, знания, умения, привычные формы поведения, которые возникли в социуме задолго до его появления в нем и были переданы ему. Его воспоминания и мечты тоже наполнены картинами, имеющими социальный смысл.

Именно в обществе человек смог реализовать потенциальные возможности, данные ему Космосом и земной природой. Так, активность человека как живого существа превратилась в социально значимую способность к продуктивной деятельности, к сохранению и созданию культуры. Динамичность и пластичность - в способность ориентироваться на другого, меняться в его присутствии, испытывать эмпатию. Готовность к восприятию человеческой речи - в общительность, в способность к конструктивному диалогу, к обмену идеями, ценностями, опытом, знаниями и пр.

Именно общественно-исторический способ бытия сделал прачеловека существом разумным.

Под разумностью педагогическая антропология вслед за К. Д. Ушинским понимает то, что характерно только для человека - способность осознавать не только мир, но и себя в нем:

Свое бытие во времени и пространстве;

Способность фиксировать свое осознание мира и себя;

Стремление к самоанализу, самокритике, самооценке, целеполаганию и планированию своей жизнедеятельности, т. е. самоосознание, рефлексию.

Разумность врожденна у человека. Благодаря ей он способен осуществлять целеполагание, философствовать, искать смысл жизни, стремиться к счастью. Благодаря ей он способен самосовершенствоваться, воспитываться и изменять окружающий мир согласно собственным представлениям о ценном и идеальном (бытии, человеке и пр.). Она во многом обусловливает развитие произвольности психических процессов, совершенствование воли человека.

Разумность помогает человеку действовать вопреки своим органическим потребностям, биологическим ритмам (подавлять голод, активно работать ночью, жить в невесомости и т. п.). Она иногда заставляет человека маскировать свои индивидные свойства (проявления темперамента, пола и пр.). Она дает силы преодолевать страх смерти (вспомним, например, врачей-инфекционистов, экспериментировавших на себе). Эта способность справляться с инстинктом, сознательно идти против природного начала в себе, против своего организма - видовая особенность человека.

ДУХОВНОСТЬ И КРЕАТИВНОСТЬ ЧЕЛОВЕКА

Специфической особенностью человека является и его духовность. Духовность свойственна всем людям как общечеловеческая исходная потребность в ориентации на высшие ценности. Является ли духовность человека следствием его социально-исторического бытия или она свидетельство его божественного происхождения, этот вопрос остается до сих пор дискуссионным. Однако само наличие названной особенности как чисто человеческого феномена неоспоримо.

Действительно, только человеку свойственны ненасыщаемые потребности в новом знании, в поиске истины, в особой деятельности по созданию нематериальных ценностей, в жизни по совести и справедливости. Только человек способен жить в нематериальном, нереальном мире: в мире искусства, в воображаемом прошлом или будущем. Только человек способен трудиться для удовольствия и получать удовольствие от тяжелой работы, если она свободна, имеет личностный или общественно-значимый смысл. Только человеку свойственно испытывать такие трудно определимые на рациональном уровне состояния, как стыд, ответственность, чувство собственного достоинства, раскаяние и т. д. Только человек способен верить в идеалы, самого себя, в лучшее будущее, в добро, в Бога. Только человек способен любить, а не ограничиваться лишь сексом. Только человек способен к самопожертвованию и самоограничению.

Будучи разумным и духовным, живя в обществе, человек не мог не стать творческим существом. Креативность человека обнаруживается и в его способности к созданию нового во всех сферах своей жизни, в том числе и в занятиях искусством, и в сензитивности к нему. Она повседневно проявляется и в том, что В. А. Петровский называет «способностью свободно и ответственно выходить за границы предустановленного» (начиная от любознательности и кончая социальными новациями). Она проявляется в непредсказуемости поведения не только отдельных людей, но и социальных групп и целых наций.

Именно общественно-исторический способ бытия, духовность и креативность делают человека реальной силой, наиболее значимой составляющей не только социума, но и Вселенной.

ЦЕЛОСТНОСТЬ И ПРОТИВОРЕЧИВОСТЬ ЧЕЛОВЕКА

Еще одна глобальная характеристика человека - его целостность. Как отмечал еще Л.Фейербах, человек - это «живое создание, характеризующееся единством материального, чувственного, духовного и рационально-действенного бытия». Современные исследователи подчеркивают такую особенность целостности человека, как «голографичность»: в любом проявлении человека, каждом его свойстве, органе и системе объемно представлен весь человек. Например, во всяком эмоциональном проявлении человека обнаруживаются состояние его физического и психического здоровья, развитость воли и интеллекта, генетические особенности и приверженность определенным ценностям и смыслам и пр.

Наиболее очевидна физическая целостность человеческого организма (любая царапина заставляет реагировать весь организм в целом), но она не исчерпывает целостности человека - сверхсложного существа. Целостность человека проявляется, например, в том, что его физиологические, анатомические, психические свойства не только адекватны друг другу, но взаимосвязаны, взаимоопределяют, взаимообусловливают друг друга.

Человек - существо, единственное из всех живых существ неразрывно, органично связывающее в себе свои биологическую и социальную сущности, свою разумность и духовность. И биология человека, и его социальность, и разумность, и духовность историчны: определены историей человечества (как и отдельного человека). А сама история вида (и любого человека) - социальна и биологична одновременно, поэтому биологическое проявляется в формах, зависящих во многом от общечеловеческой истории, типа конкретного общества, особенностей культуры определенного сообщества.

Как целостное существо человек всегда находится одновременно в позиции и субъекта и объекта (не только любой ситуации общественной и личной жизни, общения, деятельности, но и культуры, пространства, времени, воспитания).

В человеке взаимосвязаны разум и чувство, эмоции и интеллект, рациональное и иррациональное бытие. Он всегда существует и «здесь и теперь», и «там и тогда», его настоящее неразрывно связано с прошлым и будущим. Его представления о будущем определяются впечатлениями и опытом прошлой и настоящей жизни. А само воображаемое представление о будущем влияет на реальное поведение в настоящем, а иногда и на переоценку прошлого. Будучи разным в разные периоды своей жизни, человек в то же время - всю жизнь тот же самый представитель человеческого рода. Его сознательное, бессознательное и сверхсознательное (творческая интуиция, по П. Симонову) бытие взаимозависимы, адекватны друг другу.

В жизни человека взаимосвязаны процессы интеграции и дифференциации психики, поведения, самосознания. Например, известно: развитие способности различать все больше оттенков цвета (дифференциация) связано с возрастанием способности по одной увиденной детали воссоздавать образ целого предмета (интеграция).

Во всяком человеке обнаруживается глубокое единство индивидных (общих для человечества как вида), типичных (свойственных определенной группе людей) и уникальных (характерных лишь для данного человека) свойств. Каждый человек всегда проявляет себя одновременно и как организм, и как личность, и как индивидуальность. Действительно, существо, обладающее индивидуальностью, но начисто лишенное организма - не только не человек, но - фантом. Весьма распространенное в педагогическом сознании представление о том, что организм, личность, индивидуальность - это понятия, фиксирующие разные уровни развития человека, некорректно. В человеке как целостном существе названные ипостаси рядоположены, взаимосвязаны, взаимоуправляемы.

Каждый отдельный человек как организм является носителем определенного генотипа, хранителем (или разрушителем) генофонда человечества, поэтому здоровье человека - одна из общечеловеческих ценностей.

С точки зрения педагогической антропологии важно понимать, что организм человека принципиально отличается от других живых организмов. И дело не только в анатомо-физиологических особенностях. И не в том, что человеческий организм синергетичен (неравновесен): его деятельность включает в себя и хаотичные, и упорядоченные процессы, и чем организм моложе, тем более хаотичной системой он является, тем более беспорядочно он действует. (Кстати, педагогу важно понимать следующее: хаотичное функционирование детского организма позволяет ему легче адаптироваться к изменениям условий жизни, пластично приспосабливаться к непредсказуемому поведению внешней среды, действовать в более широком диапазоне условий. Наступающая с возрастом упорядоченность физиологических процессов нарушает синерге-тичность организма, и это приводит его к старению, разрушению, заболеванию.)

Более существенно другое: функционирование человеческого организма целостно связано с духовностью, разумностью, социальностью человека. На самом деле физическое состояние организма человека зависит от человеческого слова, от «силы духа», и в то же время физическое состояние человека влияет на его психологическое, эмоциональное состояние, на функционирование в социуме.

Организм человека с самого рождения (а может быть, задолго до него) нуждается в человеческом образе жизни, в человеческих формах бытия, общении с другими людьми, овладении словом и готов к ним.

На физическом облике человека отражаются социальные процессы, состояние культуры и особенности конкретной системы воспитания.

Каждый отдельный человек как член общества является личностью, т.е.:

Участником совместного и в то же время разделенного труда и носителем определенной системы отношений;

Выразителем и одновременно исполнителем общепринятых требований и ограничений;

Носителем значимых для других и для него самого социальных ролей и статусов;

Сторонником определенного образа жизни.

Быть личностью, т. е. носителем социальности, - это неотъемлемое свойство, естественная прирожденная видовая характеристика человека.

Точно так же врожденно человеку свойство быть индивидуальностью, т. е. существом, непохожим на других. Эта непохожесть обнаруживается как на физиологическом и психологическом уровнях (индивидная индивидуальность), так и на уровне поведения, социального взаимодействия, самореализации (личностная, творческая индивидуальность). Таким образом, индивидуальность интегрирует особенности организма и личности конкретного человека. Если индивидная непохожесть (цвет глаз, тип нервной деятельности и пр.), как правило, достаточно очевидна и мало зависит от самого человека и окружающей его жизни, то личностная непохожесть - всегда результат его сознательных усилий и взаимодействия со средой. И та и другая индивидуальность являются социально значимыми проявлениями человека.

Глубокая, органическая, уникальная целостность человека во многом определяет его сверхсложность и как реального явления, и как предмета научного изучения, о чем уже шла речь выше. Она отражается в произведениях искусства, посвященных человеку, и в научных теориях. В частности, в концепциях, связывающих воедино Я, Оно и сверху?; эго и алыперэго; внутренние позиции «дитя», «взрослый», «родитель» и др.

Своеобразным выражением целостности человека является его противоречивость. Н. А. Бердяев писал, что человек может познавать себя «сверху и снизу», из божественного начала и из демонического в себе начала. «И он может это делать потому, что он двойственное и противоречивое существо, существо в высшей степени поляризованное, богоподобное и звероподобное. Высокое и низкое, свободное и рабье, способное к подъему и падению, к великой любви и жертве и к великой жестокости и беспредельному эгоизму» (Бердяев Н. А. О рабстве и свободе человека. Опыт персоналистической философии. - Париж, 1939. - С. 19).

Можно зафиксировать еще целый ряд интереснейших, чисто человеческих противоречий, неотъемлемых от его природы. Так, будучи существом материальным, человек не может жить только в материальном мире. Принадлежа к объективной действительности, человек во всякий момент своего сознательного бытия способен выйти за пределы всего, что дано ему фактически, дистанцироваться от своего реального бытия, погрузиться во внутреннюю, только ему принадлежащую, «виртуальную» реальность. Мир грез и фантазий, воспоминаний и проектов, мифов и игр, идеалов и ценностей настолько значим для человека, что он готов отдать за них самое дорогое - свою жизнь и жизни других людей. Воздействие внешнего мира всегда органично сочетается с полновесным влиянием на человека его внутреннего, созданного воображением и воспринимаемого как реальность, мира. Иногда взаимодействие реального и воображаемого пространств бытия человека гармонично, уравновешенно. Иногда одно преобладает над другим или возникает трагическое ощущение взаимоисключения этих двух сторон его жизни. Но всегда и тот и другой мир необходимы человеку, всегда он живет в них обоих.

Человеку свойственно жить одновременно и по рациональным законам, и по законам совести, добра и красоты, а они зачастую не только не совпадают, но прямо противоречат друг другу. Будучи детерминирован социальными условиями и обстоятельствами, ориентирован на следование общественным стереотипам и установкам даже в полном одиночестве, он в то же время всегда сохраняет свою автономность. В самом деле никогда ни один человек не поглощается полностью обществом, не «растворяется» в нем. Даже в самых жестких социальных условиях, в замкнутых социумах человек сохраняет хотя бы минимум самостоятельности своих реакций, оценок, поступков, минимум способности к саморегуляции, к автономности своего существования, своего внутреннего мира, минимум непохожести на других. Никакие условия не могут лишить человека внутренней свободы, которую он обретает в воображении, творчестве, мечтах.

Свобода - одна из высших ценностей человека, извечно ассоциирующаяся со счастьем. Ради нее человек способен отказаться даже от своего неотъемлемого права на жизнь. Но достижение полной независимости от других людей, от ответственности перед ними и за них, от обязанностей и делает человека одиноким и несчастным.

Человек осознает свою «ничтожность» перед мирозданием, природными стихиями, социальными катаклизмами, судьбой... И вместе с тем нет людей, которые не имели бы чувства собственного достоинства, унижение этого чувства чрезвычайно болезненно воспринимается всеми людьми: детьми и стариками, слабыми и больными, социально зависимыми и угнетенными.

Человеку жизненно необходимо общение и в то же время он стремится к уединению, и оно оказывается тоже очень важным для его полноценного развития.

Развитие человека подчиняется определенным закономерностям, но не менее велико значение случайностей, поэтому и результат процесса развития никогда не может быть полностью предсказуем.

Человек одновременно существо рутинное и творческое: проявляет креативность и тяготеет к стереотипам, в его жизни большое место занимают привычки.

Начало формы

Он - существо в определенной мере консервативное, стремящееся сохранить традиционный мир, и вместе с тем революционное, разрушающее устои, переделывающее мир под новые идеи, «под себя». Способное адаптироваться к изменяющимся условиям бытия и в то же время проявлять «неадаптивную активность» (В. А. Петровский).

Этот перечень противоречий, органически присущих человечеству, безусловно, неполон. Но все же он показывает, что человек амбивалентен, что противоречия человека во многом обусловлены его сложной природой: одновременно биосоциальной и духовно-разумной, в них сущность человека. Человек силен своими противоречиями, хотя иногда они доставляют ему немалые неприятности. Можно предположить, что «гармоническое развитие человека» никогда не приведет к полному сглаживанию сущностных противоречий, к выхолащиванию человеческой сути.

РЕБЕНОК КАК ЧЕЛОВЕК

Все перечисленные видовые особенности присущи человеку с самого рождения. Каждый ребенок целостен, каждый связан с Космосом, земной природой и обществом. Он рождается биологическим организмом, индивидной индивидуальностью, членом общества, потенциальным носителем культуры, создателем межличностных отношений.

Но дети проявляют свою человеческую природу несколько иначе, чем взрослые.

Дети более чувствительны к космическим и природным явлениям, а возможности их вмешательства в земную и космическую природу минимальны. В то же время дети максимально активны в освоении окружающего и созидании внутреннего мира, себя самого. Поскольку организм ребенка более хаотичен и пластичен, он обладает наивысшим уровнем способности к изменению, т. е. он наиболее динамичен. Преобладание в детстве тех психических процессов, которые связаны не с корой больших полушарий, а с другими структурами мозга, обеспечивает значительно большую впечатлительность, непосредственность, эмоциональность, неспособность ребенка к самоанализу в начале жизни и стремительное его развертывание по мере созревания мозга. В силу психических особенностей и отсутствия жизненного опыта, научных знаний ребенок больше, чем взрослый, привержен к воображаемому миру, к игре. Но это не означает, что взрослый умнее ребенка или что внутренний мир взрослого гораздо беднее детского. Оценки в этой ситуации вообще неуместны, так как психика ребенка просто иная, чем психика взрослого.

Духовность ребенка проявляется в способности получать удовольствие от человеческого (нравственного) поведения, любить близких людей, верить в добро и справедливость, ориентироваться на идеал и следовать ему более или менее продуктивно; в сензитивности к искусству; в любознательности и познавательной активности.

Креативность ребенка так многообразна, ее проявления у каждого настолько очевидны, сила воображения над рациональностью так велика, что иногда способность к творчеству ошибочно приписывают только детству и поэтому не принимают творческие проявления ребенка всерьез.

Ребенок гораздо наглядней демонстрирует и социальность, и органическую взаимосвязь разных ипостасей человека. Действительно, поведение личностные характеристики и даже физический облик и здоровье ребенка оказываются зависимы не только и не столько от особенностей его внутреннего, врожденного потенциала, сколько от внешних условий: от востребованности окружающими тех или иных качеств и способностей; от признания взрослых; от благоприятного положения в системе отношений со значимыми людьми; от насыщенности пространства его жизни общением, впечатлениями, творческой деятельностью.

Ребенок, как и взрослый, может сказать о себе словами Г. Р. Державина:

Я - связь миров, повсюду сущих.

Я - крайня степень вещества.

Я - средоточие живущих,

Черта начальна Божества.

Я телом в прахе истлеваю,

Умом громам повелеваю.

Я - царь, я - раб,

Я - червь, я - Бог!

Таким образом, можно сказать, что «ребенок» - это синоним к слову «человек». Ребенок – это космобиопсихосоциокультурное, пластичное существо, находящееся в интенсивном развитии; активно осваивающее и созидающее общественно-исторический опыт и культуру; самосовершенствующееся в пространстве и времени; имеющее относительно богатую духовную жизнь; проявляющее себя как органическая, хотя и противоречивая целостность.

Итак, рассмотрев видовые особенности человека, мы можем ответить на вопрос: в чем состоит природа ребенка, на которую призывали ориентироваться великие педагоги прошлого. Она та же, что и природа вида Homo sapiens. Ребенку, как и взрослому, органически присущи и биосоциальность, и разумность, и духовность, и целостность, и противоречивость, и креативность.

Таким образом, равнозначность и равноправие ребенка и взрослого объективно обоснованны.

Для педагогической антропологии важно не только знание отдельных особенностей детства, но понимание того, что природа ребенка делает его чрезвычайно чувствительным, отзывчивым на воздействия воспитания, окружающей среды.

Такой подход к ребенку позволяет осознанно и системно применять антропологические знания в педагогике, эффективно решать проблемы воспитания и образования ребенка, исходя из его природы.

Существует большое количество философских концепций «человека». В социологии и психологии есть не меньшее число разных точек зрения на «человека» и попыток более или менее детального описания разных свойств и качеств его. Все эти знания, как мы уже сказали, не могут удовлетворить педагогику и при соотнесении друг с другом не выдерживают взаимной критики. Анализ и классификация этих концепций и точек зрения, а также объяснение того, почему они не дают и не могут дать знаний, удовлетворяющих педагогику, – дело специальных и весьма обширных исследований, далеко выходящих за рамки данной статьи. Мы не можем входить в обсуждение этой темы даже в самом грубом приближении и пойдем принципиально иным путем: введем, исходя из определенных методологических оснований (они станут понятными чуть дальше), три полярных представления, по сути дела фиктивных и не соответствующих ни одной из тех реальных концепций, которые были в истории философии и наук, но весьма удобных для нужного нам описания существующей сейчас реальной научно-познавательной ситуации.

Согласно первому из этих представлений «человек» есть элемент социальной системы, «частичка» единого и целостного организма человечества, живущая и функционирующая по законам этого целого. При таком подходе «первой» предметной реальностью являются не отдельные люди, а вся система человечества , весь «левиафан»; отдельные люди могут быть выделены как объекты и могут рассматриваться только относительно этого целого, как его «частички», его органы или «винтики».

В предельном случае эта точка зрения сводит человечество к полиструктуре , воспроизводящейся, то есть сохраняющейся и развивающейся, несмотря на непрерывную смену людского материала, а отдельных людей – к местам в этой структуре, обладающим только функциональными свойствами, порожденными пересекающимися в них связями и отношениями. Правда, тогда – и это совершенно естественно – машины, знаковые системы, «вторая природа» и т.п. оказываются такими же конституирующими элементами человечества, что и сами люди; последние выступают в качестве лишь одного вида материального наполнения мест, равноправного относительно системы со всеми другими. Поэтому неудивительно, что в разное время одни и те же (или аналогичные) места социальной структуры заполняются разным материалом: то люди занимают места «животных», как это было с рабами в Древнем Риме, то на места «животных» и «людей» ставятся «машины» или, наоборот, люди на места «машин». И нетрудно заметить, что при всей своей парадоксальности это представление схватывает такие общепризнанные стороны социальной жизни, которые не описываются и не объясняются другими представлениями.



Второе представление, наоборот, считает первой предметной реальностью отдельного человека ; оно наделяет его свойствами, почерпнутыми из эмпирического анализа, и рассматривает в виде очень сложного самостоятельного организма , несущего в себе все специфические свойства «человеческого». Человечество в целом тогда оказывается не чем иным, как множеством людей, вступивших во взаимодействие друг с другом. Иначе говоря, каждый отдельный человек при таком подходе – молекула, а все человечество напоминает газ, образующийся из хаотически и неорганизованно движущихся частиц. Естественно, что законы существования человечества должны рассматриваться здесь как результат совместного поведения и взаимодействия отдельных людей, в предельном случае – как та или иная суперпозиция законов их частной жизни.

Эти два представления «человека» противостоят друг другу по одному логическому основанию. Первое строится путем движения от эмпирически описанного целого к составляющим его элементам, но при этом не удается получить сами элементы – их не оказывается – и остается одна лишь функциональная структура целого, одна лишь «решетка» связей и создаваемых ими функций; в частности, на этом пути никогда не удается объяснить самого человека как личность , его активность, не подчиняющуюся законам того целого, в котором он, казалось бы, живет, его противостояние и противоборство этому целому. Второе представление строится путем движения от элементов, уже наделенных определенными «внешними» свойствами, в частности от «личности» отдельного человека, к целому, которое должно быть собрано, построено из этих элементов, но при этом никогда не удается получить такую структуру целого и такую систему организованностей, образующих ее, которые бы соответствовали эмпирически наблюдаемым явлениям социальной жизни, в частности, не удается объяснить и вывести производство, культуру, социальные организации и институты общества, а в силу этого остается необъяснимой и сама эмпирически описанная «личность».

Различаясь в указанных выше моментах, эти два представления совпадают в том, что они не описывают и не объясняют внутреннего «материального» строения отдельных людей и вместе с тем совсем не ставят вопрос о связях и отношениях между

1) «внутренним» устройством этого материала,

2) «внешними» свойствами отдельных людей как элементов социального целого и

3) характером структуры этого целого.

Так как значение биологического материала в жизни человека с эмпирической точки зрения бесспорно, а два первых теоретических представления не учитывают его, то это совершенно естественно порождает противостоящее им третье представление, которое видит в человеке прежде всего биологическое существо , «животное », хотя и социальное, но по происхождению своему все же животное, сохраняющее и сейчас свою биологическую природу, обеспечивающую его психическую жизнь и все социальные связи и отправления.

Указывая на существование третьего параметра, участвующего в определении «человека», и его бесспорное значение в объяснении всех механизмов и закономерностей человеческого существования, эта точка зрения, как и две первые, не может объяснить связей и отношений между биологическим субстратом человека, его психикой и социальными человеческими структурами; она только постулирует необходимость существования таких связей и отношений, но ничем до сих пор их не подтвердила и никак не охарактеризовала.

Итак, есть три полярных представления «человека».

Одно изображает его в виде биологического существа, материала с определенным функциональным устройством, в виде «биоида» ,

второе видит в человеке лишь элемент жестко организованной социальной системы человечества, не обладающий никакой свободой и самостоятельностью, безликого и безличностного «индивида » (в пределе - чисто «функциональное место » в системе),

третье изображает человека в виде отдельной и независимой молекулы, наделенной психикой и сознанием, способностями к определенному поведению и культурой, самостоятельно развивающейся и вступающей в связи с другими такими же молекулами, в виде свободной и суверенной «личности ».

Каждое из этих представлений выделяет и описывает какие-то реальные свойства человека, но берет только одну сторону, вне связей и зависимостей ее с другими сторонами. Поэтому каждое из них оказывается весьма неполным и ограниченным, не может дать целостного представления о человеке. Между тем требования «целостности» и «полноты» теоретических представлений о человеке вытекают не столько даже из теоретических соображений и логических принципов, сколько из потребностей современной практики и инженерии. Так, в частности, каждого из названных выше представлений человека недостаточно для целей педагогической работы, но вместе с тем ей не может помочь и чисто механическое соединение их друг с другом, ибо суть педагогической работы в том и состоит, чтобы формировать определенные психические способности личности, которые соответствовали бы тем связям и отношениям, внутри которых эта личность должна жить в обществе, и для этого формировать определенные функциональные структуры на «биоиде», то есть на биологическом материале человека. Другими словами, педагог должен практически работать сразу на всех трех «срезах» человека, и для этого он должен иметь научные знания, в которых будут зафиксированы соответствия между параметрами, относящимися к этим трем «срезам».

Но это означает, как мы уже и говорили, что педагогика требует такого научного знания о человеке, которое бы объединяло все три описанных выше представления о человеке, синтезировало бы их в одном многостороннем и конкретном теоретическом знании. Такова задача, которую педагогика ставит перед «академическими» науками о «человеке».

Но сегодня теоретическое движение не может ее разрешить, ибо нет необходимых для этого средств и методов анализа. Задачу приходится решать сначала на методологическом уровне, вырабатывая средства для последующего теоретического движения, в частности на уровне методологии системно -структурного исследования [Генисаретский 1965 a, Щедровицкий 1965 d ].

С этой позиции охарактеризованные выше проблемы синтеза полярных теоретических представлений выступают в ином виде - как проблемы построения такой структурной модели человека, в которой были бы

1) органически связаны три группы характеристик (см. схему 1): структурные связи S(I, k) объемлющей системы, «внешние функции » F(I, k) элемента системы и «структурная морфология » i элемента (пять групп характеристик, если мы представляем структурную морфологию элемента в виде системы функциональных связей s(p, q), погруженных на материал mp) и при этом

2) удовлетворены дополнительные требования, вытекающие из специфической природы человека, в частности возможность для одного и того же элемента занимать разные «места» структуры, как это обычно бывает в социуме, возможность отделяться от системы, существовать вне ее (во всяком случае, вне ее определенных отношений и связей), противостоять ей и перестраивать ее.

Схема 1

Наверное, можно утверждать, что сегодня не существует общих средств и методов решения этих задач даже на методологическом уровне.

Но дело усложняется еще и тем, что эмпирические и теоретические знания, исторически выработанные в науках о «человеке» и «человеческом» - в философии, социологии, логике, психологии, языкознании и др., - строились по иным категориальным схемам и не соответствуют чистым формам характеристик системно-структурного объекта; по своему объективному смыслу эти знания соответствуют тому содержанию, которое мы хотим выделить и организовать в новом синтетическом знании о человеке, но это содержание оформлено в таких категориальных схемах, которые не соответствуют новой задаче и необходимой форме синтеза прошлых знаний в одном новом знании. Поэтому при решении поставленной выше задачи, во-первых, нужно будет провести предварительную чистку и разбор всех специально-предметных знаний с тем, чтобы выявить те категории, по которым они строились, и соотнести их со всеми специфическими и неспецифическими категориями системно-структурного исследования, а во-вторых, придется считаться с наличными средствами и методами указанных наук, осуществивших разложение «человека» не в соответствии с аспектами и уровнями системно-структурного анализа, а в соответствии с историческими превратностями формирования их предметов исследования.

Историческое развитие знаний о человеке, взятых как в совокупности, так и в отдельных предметах, имеет свою необходимую логику и закономерности. Обычно их выражают в формуле: «От явления к сущности». Чтобы сделать этот принцип операциональным и работающим в конкретных исследованиях по истории науки, нужно построить изображения соответствующих знаний и предметов изучения, представить их в виде «организмов » или «машин » науки [Щедровицкий, Садовский 1964 h ; Пробл. иссл. структуры... 1967] и показать, как эти организмические системы развиваются, а машинообразные перестраиваются, порождая внутри себя новые знания о человеке, новые модели и понятия [Пробл. иссл. структуры... 1967: 129-189]. При этом придется реконструировать и изображать в специальных схемах все элементы систем наук и научных предметов: эмпирический материал , с которым имеют дело многочисленные исследователи, проблемы и задачи , которые они ставят, средства , которыми они пользуются (включая сюда понятия, модели и оперативные системы) , а также методические предписания , в соответствии с которыми они осуществляют процедуры научного анализа [Пробл. иссл. структуры... 1967: 105-189].

Пытаясь реализовать эту программу, мы неизбежно сталкиваемся с рядом затруднений. Прежде всего неясен объект изучения , с которым имели дело рассматриваемые нами исследователи, ибо они отталкивались всегда от разного эмпирического материала, а это значит, имели дело отнюдь не с тождественными объектами и, главное, по-разному «видели» их и строили свои процедуры анализа в соответствии с этим видением. Поэтому исследователю-логику, описывающему развитие знаний, приходится не просто изображать все элементы познавательных ситуаций и «машин» научного знания, но - и это опять-таки главное - исходить из результатов всего процесса и воссоздавать (фактически даже создавать) на основе их особую фикцию - онтологическую схему объекта изучения.

Эта конструкция, вводимая исследователем-логиком для объяснения процессов познания, обобщает и синтезирует множество познавательных актов, проведенных разными исследователями на различном эмпирическом материале, и в его предмете выступает в роли формального эквивалента того видения объекта изучения, которое у исследователей, работу которых он описывает, существовало в виде особого содержания сознания и определялось всем строением используемой ими «машины» (хотя в первую очередь - имеющимися в ней средствами).

После того как онтологическая картина построена, исследователь-логик в своем анализе и изложении материала делает трюк, известный под именем схемы двойного знания : он утверждает, что настоящий объект изучения был именно таким, каким он представлен в онтологической схеме, и после этого начинает относить к ней и оценивать относительно нее все, что реально существовало в познавательных ситуациях, - и эмпирический материал как проявления этого объекта, и средства, которые ему соответствуют (ибо именно они задали соответствующее видение объекта), и процедуры, и знания, которые этот объект должны «отражать». Короче говоря, онтологическая схема объекта изучения становится той конструкцией в предмете логика, которая так или иначе характеризует все элементы рассматриваемых им познавательных ситуаций, и поэтому на грубом уровне сопоставительный анализ и оценка разных систем знания могут проводиться в форме сравнения и оценки соответствующих им онтологических схем.

Наметим, пользуясь этим приемом, некоторые характерные моменты развития знаний о человеке, важные для нас в этом контексте.

Первые знания, бесспорно, возникают в практике житейского общения людей друг с другом и на основе связанных с этим наблюдений. Уже здесь, без сомнения, фиксируется различие «внешне выделенных» элементов поведения, с одной стороны, и «внутренних», потаенных, неведомых другим и известных только самому себе элементов - с другой.

Для получения знаний этих двух типов используются разные методы: 1) наблюдение и анализ объективно данных проявлений своего и чужого поведения и 2) интроспективный анализ содержания собственного сознания.

Между характеристиками «внешнего» и «внутреннего» в поведении и деятельности устанавливаются соответствия и связи. Эта процедура была описана как принцип исследования у Т.Гоббса: «... В силу сходства мыслей и страстей одного человека с мыслями и страстями другого всякий, кто будет смотреть внутрь себя и соображать, что он делает, когда он мыслит, предполагает, рассуждает, надеется, боится и т.д., и по каким мотивам он это делает, будет при этом читать и знать, каковы бывают при подобных условиях мысли и страсти всех других людей... Хотя при наблюдении действий людей мы можем иногда открыть их намерения, однако делать это без сопоставления с нашими собственными намерениями и без различения всех обстоятельств, могущих внести изменения в дело, все равно что расшифровывать без ключа... Тот же, кто должен управлять целым народом, должен, читая в самом себе, познать не того или другого отдельного человека, а человеческий род. И хотя это трудно сделать, труднее, чем изучить какой-нибудь язык или отрасль знания, однако, после того, как я изложу то, что читаю в самом себе, в методической и ясной форме, другим останется лишь рассмотреть, не находят ли они то же самое также и в самих себе. Ибо этого рода объекты познания не допускают никакого другого доказательства» [Гоббс 1965, т. 2: 48-49]. Так или примерно так, как это описывает Гоббс, человек когда-то очень давно был выделен в качестве эмпирического объекта наблюдений и анализа, и так на основе весьма сложной рефлективной процедуры, включающей момент интроспекции, складывались первые знания о нем. Они синкретически соединяли в себе характеристики внешних проявлений поведения (характеристики действий) с характеристиками содержаний сознания (целями, желаниями, объектно интерпретированным смыслом знаний и т.д.).

Использование подобных знаний в практике общения не вызывало затруднений и не создавало никаких проблем. Лишь много позднее, в специальных ситуациях, которые мы сейчас не анализируем, был поставлен методологический и собственно философский вопрос: «Что такое человек?», положивший начало формированию философских, а потом и научных предметов. Важно подчеркнуть, что этот вопрос ставился не в отношении к реально существующим людям, а в отношении к тем знаниям о них, которые в это время существовали, и требовал создания такого общего представления о человеке или такой модели его , которые бы объясняли характер существующих знаний и снимали возникшие в них противоречия (ср. это с нашими рассуждениями по поводу условий появления понятий «изменение» и «развитие» в седьмой части статьи).

Природа и происхождение подобных ситуаций, порождающих собственно философский, или «метафизический», вопрос о том, что представляет собой изучаемый объект, описаны уже в ряде наших работ [Щедровицкий 1964 a , 1958 а]; поэтому мы не будем здесь на этом останавливаться и подчеркнем лишь некоторые моменты, особенно важные для дальнейшего.

Чтобы по поводу уже существующих знаний был поставлен вопрос, ориентированный на новое представление объекта, эти знания обязательно должны стать объектами особого оперирования, отличного от простого отнесения их к объекту. Если это произойдет и новые формы оперирования появятся, то в знаниях благодаря этому должны будут выделиться «формы», противопоставляемые «содержанию», и несколько разных форм, положенных рядом и трактуемых как формы знания об одном объекте, должны будут сопоставляться друг с другом и оцениваться с точки зрения адекватности их объекту, гипотетически полагаемому в этом сопоставлении. В результате либо одна из уже имеющихся форм, либо какая-то вновь созданная форма знания должна будет получить индекс реальности , или, другими словами, выступить в роли изображения самого объекта - человека. Как правило, это бывают новые формы, ибо они должны объединить и снять в себе все выявленные к этому времени свойства человека (ср. это с нашими рассуждениями о модели-конфигураторе в четвертой части статьи).

Это условие накладывало очень жесткие требования на характер и строение подобных изображений человека. Трудность состояла прежде всего в том, что в одном изображении, как мы уже говорили, нужно было сочетать характеристики двух типов - внешние и внутренние. Кроме того, сами внешние характеристики устанавливались и могли быть установлены лишь в отношениях человека к чему-то другому (к среде, объектам, другим людям), но при этом их нужно было вводить как особые сущности , характеризующие не отношения как таковые, а лишь самого человека как элемент этого отношения; точно так же и внутренние характеристики нужно было вводить как особые и независимые сущности, но таким образом, чтобы они объясняли природу и свойства внешних характеристик. Поэтому все модели человека, несмотря на многие различия между ними, должны были фиксировать в своем строении факт и необходимость двух переходов:

1) перехода от изменений, произведенных человеком в окружающих его объектах, к самим действиям, деятельности, поведению или взаимоотношениям человека и

2) перехода от действий, деятельности, поведения, взаимоотношений человека к его «внутреннему устройству и потенциям », которые получили название «способностей » и «отношений ».

Это значит, что все модели должны были изображать человека в его поведении и деятельности, в его отношениях и связях с окружающим, взятых с точки зрения тех изменений, которые человек производит в окружающем благодаря этим отношениям и связям.

Важно обратить внимание на то, что как первая группа сущностей («действия», «взаимоотношения», «поведение»), так и вторая («способности» и «отношения») с точки зрения непосредственно фиксируемых эмпирических проявлений человека являются фикциями : первые сущности вводятся на базе непосредственно зафиксированных изменений в преобразуемых деятельностью объектах, но должны принципиально отличаться от самих этих изменений как совершенно особые сущности, а вторые вводятся на еще большем опосредовании, исходя из набора действий, взаимоотношений и т.п., но должны принципиально отличаться от них как характеристики совсем иных свойств и сторон объекта. При этом, чем больше имеется опосредований и чем дальше мы уходим от непосредственной реальности эмпирических проявлений, тем более глубокие и точные характеристики человека мы получаем.

Сейчас, если ограничиваться самым грубым приближением, можно выделить пять основных схем, по которым строились и строятся в науке модели «человека» (схема 2).

Схема 2

(1) Взаимодействие субъекта с окружающими его объектами . Здесь субъекты и объекты вводятся сначала независимо друг от друга и характеризуются либо по атрибутивным, либо по функциональным свойствам, но всегда безотносительно к тому взаимодействию, в которое их потом поставят. По сути дела, при таком подходе субъекты и объекты с точки зрения будущего отношения совершенно равноправны; субъект есть лишь объект особого типа.

Эта схема использовалась в объяснении «человека» многими авторами, но, наверное, наиболее детально и подробно она развита Ж.Пиаже. К каким парадоксам и затруднениям приводит последовательное развертывание этой схемы в объяснении поведения и развития человека, показано в специальных работах Н.И.Непомнящей [Непомнящая 1964 c, 1965, 1966 с]).

(2) Взаимоотношение организма со средой . Здесь два члена отношения уже неравноправны; субъект является первичным и исходным, среда задается по отношению к нему как нечто имеющее ту или иную значимость для организма. В предельном случае можно сказать, что здесь даже нет отношения, а есть одно целое и один объект - организм в среде; по сути дела, это означает, что среда как бы входит в структуру самого организма.

По-настоящему для объяснения человека эта схема не использовалась, ибо с методической точки зрения она очень сложна и до сих пор в достаточной мере не разработана; эта методическая сложность, по сути дела, приостановила использование этой схемы и в биологии, где она, бесспорно, должна быть одной из основных.

(3) Действия субъекта-деятеля по отношению к окружающим его объектам. Здесь тоже, по сути дела, нет отношения в точном смысле этого слова, а есть один сложный объект - действующий субъект; объекты, если они задаются, включаются в схемы и структуры самих действий, оказываются элементами этих структур. Отдельно эта схема применяется очень редко, но часто используется в соединении с другими схемами как их компонент. Именно от этой схемы чаще всего переходят к описаниям преобразований объектов, совершаемых посредством действий, или к описанию операций с объектами, и, наоборот, - от описаний преобразований объектов и операций к описаниям действий субъекта.

(4) Взаимоотношения свободного партнерства одного субъекта-личности с другими . Это - вариант взаимодействия субъекта с объектами для тех случаев, когда объекты являются одновременно и субъектами действия. Каждый из них вводится сначала независимо от других и характеризуется какими-либо атрибутивными или функциональными свойствами независимо от той системы взаимоотношений, в которую они потом будут поставлены и которая будет рассматриваться.

Такое представление «человека» наиболее широко используется сейчас в социологической теории групп и коллективов.

(5) Участие «человека» в качестве «органа» в функционировании системы, элементом которой он является . Здесь единственным объектом будет структура системы, включающей рассматриваемый нами элемент; сам элемент вводится уже вторичным образом на основе отношений его к целому и к другим элементам системы; эти отношения задаются путем функционального противопоставления на уже введенной структуре целого. Элемент системы по определению не может существовать отдельно от системы и точно так же не может характеризоваться безотносительно к ней.

Каждая из этих схем требует для своего развертывания особого методического аппарата системно-структурного анализа. Различие между ними распространяется буквально на все - на принципы анализа и обработки эмпирических данных, на порядок рассмотрения частей модели и относящихся к ним свойств, на схемы конструирования разных «сущностей», превращающих эти схемы в идеальные объекты, на схемы связи и объединения свойств, относящихся к разным слоям описания объекта, и т.п.

Особое место среди всех возникающих здесь методологических проблем занимают проблемы определения границ предмета изучения и включенного в него идеального объекта. Они содержат два аспекта: 1) определение структурных границ объекта на самой графически представленной схеме и 2) задание того набора свойств, который превращает эту схему в форму выражения идеального объекта и конституирует ту действительность изучения, законы которой мы ищем. Нетрудно заметить, что в зависимости от того, как мы будем решать эти проблемы, у нас совершенно по-разному будет определяться и задаваться «человек».

Так, например, если мы выберем первую модель, в которой человек рассматривается как субъект, взаимодействующий с окружающими его объектами, то, хотим ли мы этого сознательно или нет, нам придется ограничить человека тем, что изображено заштрихованным кружком на соответствующей схеме взаимодействия, а это значит - лишь внутренними свойствами этого элемента. Само отношение взаимодействия и изменения, производимые субъектом в объектах, неизбежно будут рассматриваться лишь как внешние проявления человека, во многом случайные, зависящие от ситуации и уж во всяком случае не являющиеся его конституирующими компонентами. Представление о свойствах, характеризующих человека, и порядок их анализа будут совершенно иными, если мы выберем пятую модель. Здесь главным и исходным будет процесс функционирования системы, элементом которой является человек, определяющими станут внешние функциональные характеристики этого элемента - его необходимое поведение или деятельность, а внутренние свойства, как функциональные, так и материальные, будут выводиться из внешних.

Мы привели эти беглые соображения только для того, чтобы пояснить и сделать более зримым тезис, что каждая из перечисленных выше моделей, с одной стороны, предполагает свой особый методический аппарат анализа, который еще нужно разрабатывать, а с другой стороны, задает совершенно особое идеальное представление «человека». Каждая из них имеет свои эмпирические и теоретические основания, каждая схватывает какую-то сторону реального человеческого существования. Ориентировка на все эти схемы, а не на одну какую-либо из них имеет свое оправдание не только в «принципе терпимости» по отношению к разным моделям и онтологическим схемам, но также и в том, что реальный человек имеет массу различных отношений к своему окружению и к человечеству в целом.

Такой вывод не снимает необходимости конфигурировать все эти представления и модели. Но сделать это в одной теоретической модели сейчас , как мы уже говорили, практически невозможно. Поэтому, чтобы избежать эклектизма, нам остается один путь: выработать в рамках методологии схемы, определяющие закономерную и необходимую последовательность привлечения этих моделей при решении разнообразных практических и инженерных задач, в частности задач педагогического проектирования. Строя эти схемы, мы должны сообразоваться с тремя непосредственно данными и одним скрытым основаниями:

во-первых, с общими методологическими и логическими принципами анализа системных иерархированных объектов;

во-вторых, с той картиной видения объекта, которая задается выбранной нами практической или инженерной работой;

в-третьих, с отношениями между предметными содержаниями объединяемых нами моделей и,

наконец, - четвертое, скрытое основание - с возможностью содержательно истолковать методологическую схему всей области объекта, создаваемую нами при движении от одних моделей к другим (схема 3).

Схема 3

Перечисленных оснований достаточно для того, чтобы наметить вполне строгую последовательность рассмотрения разных аспектов и сторон объекта.

Так, в общей методологии системно-структурных исследований существует принцип , что при описании процессов функционирования организмически или машинно представленных объектов начинать анализ нужно с описания строения системы, объемлющей выделенный объект, от сети ее связей идти к описанию функций каждого отдельного элемента (одним из них или несколькими по условиям задачи является изучаемый нами объект), а затем уже определять «внутреннее » (функциональное или морфологическое ) строение элементов так, чтобы оно соответствовало их функциям и «внешним» связям (см. схему 1; более подробно и более точно действующие в этой области методологические принципы изложены в [Щедровицкий 1965 d ; Генисаретский 1965 a]).

Если бы существовало всего одно структурное представление «человека», то мы действовали бы в соответствии с изложенным принципом, «накладывали» имеющуюся структурную схему на эмпирический материал, накопленный разными науками, и таким путем связали его в рамках одной схемы.

Но существующие сейчас науки, так или иначе описывающие «человека», строились, как мы уже говорили, на основе разных системных представлений объекта (схема 2), причем все эти представления справедливы и законны в том смысле, что они правильно схватывают какие-то «стороны» объекта. Поэтому одного приведенного выше принципа недостаточно для построения методологической схемы, которая могла бы объединить эмпирический материал всех причастных к делу наук. Дополняя его, мы должны провести специальное сопоставление всех этих системных представлений, учитывающее их предметное содержание. При этом используются (если они уже есть) или вырабатываются в ходе самого сопоставления, с одной стороны, специальные обобщающие предметные представления, а с другой - методологические и логические принципы, характеризующие возможные отношения между структурными моделями такого типа.

В данном случае приходится делать и то и другое. В качестве исходных обобщающих предметных представлений мы используем схемы и онтологические картины теории деятельности (см. вторую часть статьи, а также [Щедровицкий 1964 b, 1966 i , 1967a; Лефевр, Щедровицкий, Юдин 1967 g ; Лефевр 1965 a; Человек... 1966]) и развитые на их основе фрагменты социологических представлений. Но их явно недостаточно для обоснованного решения поставленной задачи, и поэтому одновременно приходится вводить много чисто «рабочих» и локальных предположений, касающихся предметных и логических зависимостей между сопоставляемыми схемами.

Не излагая сейчас конкретных шагов такого сопоставления - для этого понадобилось бы очень много места, - мы приведем его результаты в том виде, как они выступают после первого и предельно грубого анализа. Это будет перечисление основных систем, образующих разные предметы исследования и связанных друг с другом,

во-первых, отношениями «абстрактноеконкретное» [Зиновьев 1954],

во- вторых, отношениями «целоечасти»,

в-третьих, отношениями «конфигурирующая модельпроекция» и «проекцияпроекция» (см. часть IV);

организация систем в рамках одной схемы будет задаваться структурой их нумерации и дополнительными указаниями на зависимость развертывания одних систем от наличия и развернутости других .

(1) Система, описывающая основные схемы и закономерности социального воспроизводства.

(1.1) Система, описывающая абстрактные закономерности развития структур воспроизводства.

(2) Система, описывающая социальное целое как «массовую» деятельность с включенными в нее разнообразными элементами, в том числе индивидами (зависит от (1)).

(2.1) Функционирование «массовой» деятельности.

(2.2) Развитие «массовой» деятельности.

(3) Система, описывающая социальное целое как взаимодействие множества индивидов (установить связь с (1) не удается).

(4) Системы, описывающие отдельные единицы деятельности, их координацию и субординацию в различных сферах «массовой» деятельности (зависит от (2), (5), (6), (8), (9), (10), (11)).

(5) Системы, описывающие разные формы социальной организованности «массовой» деятельности, т.е. «социальные институты».

(6) Системы, описывающие разные формы культуры, нормирующие деятельность и ее социальную организацию (зависит от (1), (2), (4), (5), (7), (8), (9), (10)).

(6.1) Структурно-семиотическое описание.

(6.2) Феноменологическое описание.

(7) Системы, описывающие разные формы «поведения» отдельных индивидов (зависит от (3), (8), (9), (10), (11), (12); неявно определяется (4), (5), (6)).

(8) Системы, описывающие объединение индивидов в группы, коллективы и т.п. (зависит от (7), (9), (10), (11), (12); неявно определяется (4), (5), (6).

(9) Системы, описывающие организацию индивидов в страты, классы и т.п. (зависит от (4), (5), (6), (8), (10), (11)).

(10) Системы, описывающие «личность» человека и разные типы «личности» (зависит от (4), (5), (6), (7), (8), (9), (11), (12)).

(11) Системы, описывающие структуру «сознания» и его основные компоненты, а также разные типы «сознания» (зависит от (4), (5), (6), (7), (8), (9), (10)).

(12) Системы, описывающие психику человека (зависит от (4), (6), (7), (10), (11) .

Намеченные в этом перечне предметы изучения не соответствуют ни абстрактным моделям, представленным на схеме 2, ни предметам существующих сейчас наук. Это примерный проект основных теоретических систем , которые могут быть построены, если исходить из представлений теории деятельности и общей методологии системно-структурных исследований , и должны быть построены, если мы хотим иметь достаточно полное системное описание «человека».

После того как этот набор предметов изучения (или другой, но аналогичный ему по функции) задан, мы можем рассмотреть и оценить относительно него онтологические схемы и знания всех уже существующих наук.

Так, например, рассматривая в этом плане социологию , мы можем выяснить, что с момента своего зарождения она ориентировалась на анализ и изображение взаимоотношений и форм поведения людей внутри социальных систем и составляющих их коллективов, но реально смогла выделить и как-то описать лишь социальные организации и нормы культуры, детерминирующие поведение людей, и изменение тех и других в ходе истории.

Лишь в самое последнее время удалось выделить в качестве особых предметов изучения малые группы и структуру личности и тем самым положить начало исследованиям в области так называемой социальной психологии . Рассматривая таким образом логику, мы можем выяснить, что в своих истоках она исходила из схемы деятельности человека с окружающими его объектами, но остановилась, по сути дела, на описании преобразований знаков, производимых в процессе мыслительной деятельности, и хотя в дальнейшем постоянно ставила вопрос об операциях и действиях человека, посредством которых эти преобразования производились, но по-настоящему интересовалась лишь правилами, нормирующими эти преобразования, и никогда не шла дальше этого.

Этика в отличие от логики исходила из схемы свободного партнерства человека с другими людьми, но оставалась, по сути дела, в том же слое «внешних» проявлений, что и логика, хотя и представляла их уже не как операции или действия, а как взаимоотношения с другими людьми и всегда выявляла и описывала лишь то, что нормировало эти взаимоотношения и поведение людей при установлении их.

Психология в противоположность логике и этике с самого начала исходила из представления об изолированном индивиде и его поведении; связанная феноменологическим анализом содержаний сознания, она тем не менее как наука формировалась на вопросах следующего слоя: какие «внутренние» факторы - «силы», «способности», «отношения» и т.п. - определяют и обусловливают те акты поведения и деятельности людей, которые мы наблюдаем. Лишь в начале нашего века впервые был по-настоящему поставлен вопрос об описании «поведения» индивидов (бихевиоризм и реактология), а с 20-х годов - об описании действий и деятельности индивида (советская и французская психология). Таким образом было положено начало разработке ряда новых предметов из нашего перечня.

Мы назвали лишь некоторые из существующих наук и характеризовали их в предельно грубой форме. Но можно было бы взять любую другую и, вырабатывая соответствующие процедуры соотнесения, а если нужно, то и перестраивая намеченный перечень, установить соответствия между ним и всеми науками, так или иначе касающимися «человека». В результате у нас получится достаточно богатая система, объединяющая в себе все существующие знания о выделенном нами объекте.

После того как такая система построена, пусть в самом схематическом и недетализированном виде, нужно осуществить следующий шаг и рассмотреть ее с точки зрения задач педагогического проектирования. При этом мы должны будем как бы «вырезать» в этой системе ту последовательность знаний, как существующих, так и вырабатываемых заново, которая могла бы обеспечить научное обоснование педагогического проектирования человека.

Не нужно специально доказывать, что осуществление изложенной программы исследований - очень сложное дело, предполагающее массу специальных методологических и теоретических исследований. Пока они не проведены и намеченные выше предметы изучения не построены, нам остается только одно - использовать уже существующие научные знания о «человеке» при решении собственно педагогических задач, а там, где их нет, использовать методы существующих наук для получения новых знаний и в ходе этой работы (педагогической по своим задачам и смыслу) осуществлять критику существующих научных представлений и формулировать задания на усовершенствование и перестройку их.

Если к тому же иметь в виду задачу создания новой системы предметов и исходить из уже намеченного плана ее, то, по сути дела, эти исследования и дадут нам конкретное эмпирическое воплощение той работы по перестройке системы наук о «человеке», которая нужна педагогике.

Рассмотрим с этой точки зрения структурные представления о «человеке» и «человеческом», задаваемые сейчас основными в этой области науками - социологией, логикой, психологией, и оценим их возможности в обосновании педагогического проектирования. При этом мы не будем стремиться к полноте и систематичности описания - такой анализ вышел бы далеко за рамки настоящей работы, - а изложим все в плане возможных методологических иллюстраций для пояснения основного положения об объединении знаний и методов из разных наук в системе педагогической инженерии и педагогических исследований.

Проблемы, связанные с исследованием человека, являются самыми сложными в социальной антропологии. Во-первых, потому, что её предметом становится всё богатство связей человека и общества.

Во-вторых, это направление актуально в выравнивании того пере­коса, который сложился в результате долгого господства марксист­ской методологии. Человек раскрывался через общество, был лишь средством для решения общественных задач, и определение меры его ценности целиком зависело от эффективности его социального функ­ционирования.

И, наконец, в-третьих, исследования человека в рамках формирующейся дисциплины предполагают освобождение от принципов и установок, сложившихся в философии в последнее сто­летие. Так как эти принципы действуют не всегда осознанно, но всегда ощутимы в результатах человекознания, следует назвать их.

Первый принцип преодоление аналитической раздроблен­ности человека как предмета исследования. Вся та масса специальной информации о человеке, которая поступает из биологии, физиоло­гии, медицины, этнографии, химии, физики и других аналогичных источников, вся эта информация создает иллюзию поразительной продвинутости науки и философии. Однако аналитически добытая информация, несмотря на убедительное количественное возраста­ние, не делает человека понятней.

Преимущества специализации подошли к своему пределу. Это испытывают на себе не только философия и человекознание в широ­ком смысле, но и отдельные науки. Медицина, разделившая человека на сферы специализированного знания, накопила большой опыт не­удач от неумения лечить целого человека. Но еще опаснее в этом аналитическом расчленении человека то, что оно проникло и в фи­лософию, назначение которой — синтез и обобщение. Вместо удержа­ния большого мира и целостного человека появились специалисты — знатоки одной темы. Стремление к наукоподобию, составившее це­лую эпоху в философии, научило не только строгости и основатель­ности вывода. Оно усугубило беды, связанные с аналитико-прагма­тическим и специали-зированным познанием мира.

Поэтому предметом социальной антропологии является целостный человек , причем, во взаимодействии с обществом и его институтами, с учетом онтологического основания человека. Ни одну из социальных функций нельзя по­нять, не включив в поле исследования природу человека. Причем, в перспективе это не только общие сведения, но и исследование индивидуального разнообразия людей, учет которого в общественном развитии может составить целую эпоху по своему значению.

Конечно, исследуя человека, социальная антропология использует широкий круг информации. Но нельзя не согласиться с М. Шелером, писавшим, что перенасыщенный информацией XX век утратил саму идею человека.

Другой принцип , присутствующий во всех исследова­ниях человека, – это исходный образ человека , без которого не обходится ни одно антропологическое исследование.

Цивилизация, с характерной для нее специализацией, создала среду формирова­ния человека — функции, диктовавшие развитие каких-то отдель­ных свойств за счет других. Соревновательность и конкурентность сообщали этому процессу большое напряжение, концентрация сил давала поразительные результаты. В результате возник образ — при­зрак человека необыкновенной широты и могущества. Книга Гинесса — это только симптом и крайний предел. Все, что человек может сделать (переплыть Ла-Манш, подпрыгнуть на высоту более трех метров, продержаться под водой 10 минут, знать пятнадцать языков, не гово­ря уже о диапазоне свойств, востребованных профессионализацией), записывалось в возможности человека и создавало нечто вроде иде­ального горизонта его устремлений.

Изменения, следую­щие за всеми достижениями человека, оставались как бы за кадром и относились к явлениям, не имеющим решающего значения. Каким абсурдным показалось бы сегодня рассуждение типа: спорт достиже­ний делает спортсменов инвалидами, значит долой спорт достиже­ний. Спорт соревнований и побед кажется неустранимым, прежде всего, потому, что он типичен для общества, построенного по законам рынка, его особенности просто более на­глядно демонстрируют конечные следствия. Поэтому можно сделать вывод: идол успеха любой ценой превращает общество в место посто­янной деформации человека по законам рынка.

Сегодня одной из важнейших проблем социальной антропологии становится разработ­ка понятий и определение предела, меры человека , другими словами, человек в его хрупкости, уязвимости и уничтожимости задолго до физической смерти. То есть, третий принцип исследования человека - поиск предела, меры человека

Исследование этой темы помогает понять все те многочислен­ные формы отклоняющегося поведения, которые можно рассматривать как следствие этой же причины, действующей наряду с другими и иногда доминирующей в объяснении бегства и возникающего напряжения.

Четвертый принцип исследования человека — ориентация на новое . Наличие постоянно сущего в человеке, как исторически изменчивого, является основа­нием для исследования проблемы человека не только в прошлом, но и в настоящем со всем набором его сложнейших противоречий и конфликтов нашего времени. Важным при этом является познание новых явлений и процессов.

Пятый принцип познания — строгость и основательность суждений. Это необходимо в целях избежания искаженного подхода к человеку. Он не завершает ряд принципов, затрудняющих познание, но он имеет большое значение именно в человекознании. Успехи естествознания, технический про­гресс, создание плотной искусственной среды вокруг человека сформирова­ли своеобразную модель познания, которая успешно ра­ботала и работает до сих пор.

Эта модель вошла в наше сознание требованием большой строгости и основательности суждений. Она потребовала эмпирических основа­ний для вывода, проверки полученного знания, методологически обес­печенной объективности, преодоления субъективности. Объяснить яв­ление — это значит найти порождающую его причину; это значит дать ему точное определение, отделяющее его от других явлений мира; это значит перечислить устойчивые свойства явления и т. д.

Все это было в полной мере отнесено к человеку, и многое в его поведении было объяснено. Потребовалось большое время для того, чтобы понять, что за пределами объяснения оставалось то особенное, что отличало человека от косной материи и животных.

Человек — явление не предметно-вещного ряда, его нельзя объяснить объектив­ными причинами, он не укладывается в единообразие, а существует в широком диапазоне многих состояний и уровней.

Человек принци­пиально не завершен ни в одном из своих качеств. Все эти и другие особенности человека, которые не поддаются исследованию с по­мощью традиционных естественнонаучных методов, исследует социальная антропология.

Выход к человеку как целостному и специфическому существу традиционно начинался с изучения его природы. Однако выход к природе с точки зрения социальной антропологии имеет свои особен­ности и свое содержание.

Человек определяется как биосо­циальное существо. Это — общее положение. Вместе с тем, существует ряд существенных уточнений об участии природы в формировании человека.

Первое . Вся история человечества, так же как и история формирования отдельного человека, обнаруживает довольно слож­ные отношения между природой человека и его конкретно-историче­ской реальностью . Теория и практика воспитания оказываются на­правленными на ограничение и преобразование природных импуль­сов человека.

Достаточно проследить направленность этических норм и реко­мендаций, как становится очевидным: природная данность, развер­тывающаяся со временем, наталкивается на запретительно-огради­тельную функцию культуры. Значит, природа не может быть названа предельным основанием человека. Неспровоцированные случаи вос­питания человека в логове зверя дают основания сделать вывод: при­рода не несет в себе будущего человека и не гарантирует его форми­рование в каждом новорож-денном.

Второе . Природа играет важнейшую роль обеспечивающего условия. Например, попытки воспитать дитя шимпанзе вместе с ребенком в одних и тех же условиях привели к разным результатам и позволили провести черту между природой человека и природой близких ему животных: природа новорожденного несет в себе возможность че­ловека. Но это не потенция, которая закономерно раскрывается со временем в наборе свойств данного вида. Только при соответствую­щих условиях (социальное окружение в конкретно-исторической оп­ределенности) природная возможность человека превращается в дей­ствительность. Это относится не только к способности абстрактно мыслить и создавать символические эквиваленты предметов и отно­шений. Даже прямохождение оказывается проблематичным и не об­ходится без обучения.

Сложность отношений между человеком и природой выражается, в частности, в том, что человечество в своем формировании опира­лось не только на сложнейшие психические способности (сложные условно-рефлекторные связи, память, сохранение опыта, поисковые рефлексы), но и на те особенности, которые нельзя назвать благопри­ятными с точки зрения биологических форм приспособления. Речь идет о той поразительной неготовности новорожденного, которая отличает его от детеныша шимпанзе, например. Признак, который ставит под угрозу существование вида, неготовность, малая специа­лизация, а отсюда пластичность природного материала — все это обеспечивало высокую степень обучаемости и способности приспосо­биться к меняющимся условиям жизни. Многие антропологи на ос­новании этого пришли к выводу, что именно детству мы обязаны историей человечества.

Третье. Природа человека в рамках социально-антропологического инте­реса имеет и еще одно значение, постоянно ощущаемое в функцио­нировании общества. Возможность стать челове­ком — не единственная. Она несет в себе возможность не быть человеком . Природа, на базе которой формируется человек, является лоном, в котором он часто укрывается от трудностей человеческого бытия. Эта возможность отступить в растительное, животное состо­яние с ориентацией на выживание ничуть не менее представлена в опыте людей, чем возможность человеческого решения рискованных жизненных ситуаций.

Участие природы в социальном функционировании имеет не­сколько направлений.

Природа как предел , в рамках ко­торого идет поиск максимальных возможностей бытия . Изучение разрушения этих пределов, за которыми идет разрушение человека и окружающей среды, в наши дни становится неотложной задачей — слишком велик отрицательный опыт, накопленный человечеством.

Природа важна в организации общественной жизни еще и как осно­вание для множественности путей индивидуализации человека . Речь в данном случае идет о полиморфизме в рамках вида, т. е. о том при­родном своеобразии, которое каждый человек имеет от рождения. Особенности каждого участвуют во всех формах деятельности, но до сих пор не стали предметом специального изучения.

В тоталитарном обществе жесткого управления только сверхспособности могли отво­евать себе свой особый путь развития, остальные подвергались дис­циплинарному выравниванию.


В рамках социальной антропо­логии открывается возможность изучения и использования индивиду­ального своеобразия для интересов общества и, главное, для интере­сов каждого человека.

Влияние и участие природы столь велико, что ею пытались и пы­таются до сих пор объяснить человека. Многое можно понять в чело­веке «через обезьяну», обнаруживая сходство и близость их в мире жизни. Однако подобные редукции не могут объяснить то своеобразие, которое и составляет сущность человека .

В этой связи можно сделать выводы (определения):

Человек, как специфическая форма жизни, как особая связь с окружающим миром, как специфические способности в преобразовании окружающе­го, не имеет своей природы. Вся тонкость связи человека со своим природным основанием заключается в том, что, являясь необходи­мым условием жизни человека, она не порождает его как свою фун­кцию, более того, она «сопротивляется» человеку. Еще резче можно сказать, что человек, существуя в пределах своей природы, оказыва­ется как бы искусственным по отношению к ней и несет в себе чело­века с большим трудом и в любую минуту может его не удержать, поддаваясь чисто природным импульсам. Это не исключает и того, что природа может быть образцом для человека и не все еще выяснено в отношениях между человеком и его природным основанием;

Вместе с тем, любое природное свойство человека несет на себе след социаль­ных воздействий: становясь человеческим, оно оказывается социаль­но преобразованным, в какой бы форме это ни происходило.

Вся материальная культура, каждое слово, каждый символ или орудие труда и предметы быта играют роль материала очеловечива­ния каждого вновь родившегося и превращения эволюции вида в историю человечества. Роль социальных факторов в качестве опреде­ляющего историю момента проанализирована достаточно подробно.

Сегодня влияние этих факторов относится к реально существующим, и их значение и в жизни общества, и в формировании человека не может рассматри­ваться иначе, как фундамент , детерминирующий 1 все основные фор­мы проявления жизни. Это особая форма детерминации, которая преобразует первичные зависимости, созданные природными свя­зями, в другие – социальные.

Всё, что существует в социальной среде в качестве детерминирующих факторов, создано людьми, является результатом объективации их активности, пред­метным эквивалентом их творчества, материальным воплощением их открытий.

Конечно, объяснить социальное развитие в терминах индивиду­ального целенаправленного действия нельзя. С одной стороны, перед нами совокупный человек, за которым стоит суммация усилий, не укладывающихся в рамки сознательного направленного действия. Интеграция, накопление, преемственность включают в себя элемент стихийного, спонтанно действующего, объективного, аналогичного тому, что мы находим в природе. Но есть и различие: человеческий поиск всегда является поиском максимальных возможностей обеспе­чения жизни в наличных условиях. Это сообщает происходящему в обществе направленный характер .

Направленность обеспе­чения жизни и формирования человека определяют следующие социальные факторы:

Индивидуальное творчество. Всё происходящее — резуль­тат индивидуального творчества. Необходимо отделить это творчество от природно-импульсивных действий, найти необходи­мые условия творчества и его человеческие характеристики.

Материальная культура. Условия и структуры общества приводят к действительным переменам. Обстоятельства вписывания индивидуальных усилий в социальный контекст, роль выравнивающих традиций и жесткость наличной материальной культуры — все это влияет на формирование человека. Поэтому социальная антропология строится как бы на пересечении двух форм причинности: одна исходит от человека, его творчества, степени включения и заинтересованности; другая исходит от общества, наличных условий и возможностей. Без объединения этих двух форм при­чинности нельзя решить ни проблему человека, ни проблему управ­ления развитием общества. Существует и третья составляющая – природа.

Природа и общество, взаимодействуя друг с другом, показывают всю важность их в формировании человека и невозможность ни то, ни другое назвать предельным основанием человека.

Меж­человеческое общение. Важность его общеизвестна, но в обсуждае­мой проблеме мы сталкиваемся с еще одной весьма важной зависи­мостью: человек и человеческое может быть сформировано, удержано и сохранено только в условиях непрерывного прямого и опосредованного общения между людьми.

Опыт насильственной или вынужденной изоляции говорит нам, что человек может сохранить сознание лишь в том случае, если существует в контакте с другими людьми. Сроки психического срыва неодинаковы у разных людей, но изоляция и последующее психическое разрушение оказались жестко связанны­ми.

Из этого можно сделать вполне резонный вывод: то, что мы называем человеком, как особый вариант бытия и связи с миром, в качестве своего основания имеет человечество — людей, объединен­ных разными формами общения .

Это не так просто заметить в мире избыточного и принудительного общения. Только экстремальные ус­ловия могут позволить определить подлинный смысл общения как необходимого условия формирования и сохранения человека.

1 Детерминирующий – взаимообуславливающий.

Эти три группы факторов как важнейшие , тем не менее, не достаточны для объяснения че­ловека. И процесс преобразования собственной природы, и творчест­во, и общение — все это требует наличия внутренних способностей, без которых возможность реализации человека не превратится в реальность. Эти способности можно назвать духовной потенцией человека.

В условиях, когда успехи естествознания дали возможность про­следить действие психических сил человека, серьезно сомневаться в наличии этой потенции никто не рискнет. Другое дело — объяснить ее.

Различные концепции предлагают свое объяснение.

Натуралистиче­ские теории определяют духовные способности человека лишь как высокую степень развития качеств, характерных для живой приро­ды. Эта позиция достаточно убедительна. Обнаруженное сходство человека с родственными формами животных, нарастающее в нашем сознании представление о сложности психиче­ской жизни высших животных — все это достаточно сильные аргу­менты.

Очевидно и другое — объяснить этими соображениями можно очень многое, кроме того специфического отношения к миру, которое свойственно только человеку. Это относится к созданию язы­ка, к построению символического мира, осмысленное пребывание в котором для каждого из людей так же важно, как и умение пользо­ваться материальной культурой.

Искусство, религия, философия, наука и мир морального долженствования позволяют сделать вывод об особенном в человеке. Способность человека отвечать за то, что не входит в зону личного интереса, доказывает наличие его духовной потенции. Ее признание потенцией не значит, что мы можем поставить ее в один ряд с теми, которые определяются природой вида и реализуются по мере взросления.

Принципиальное различие в том, что духовное развитие не сравнимо с объективными процессами, происходящими в организме человека, минуя его волю. Оно является результатом направленных усилий и требует большого напряжения. Духовность представлена в опыте разных людей в разной степени: от почти ну­левой до превращения в главную характеристику человека. Вина и ответственность одних соседствуют с полной безответственностью других. Полная погруженность в свои интересы, удовлетворение ко­торых любой ценой становится целью — это возможная и довольно часто встречающаяся форма жизни. Это о таких людях можно сказать: «Нет звезд над головой, и пре­зирать себя они уже не могут».

Духовность — довольно тонкая материя, и ее не так уж просто заметить, так как в обществе существуют другие формы подъема и до­стижений в гораздо более наглядных и убедительных для многих людей формах. Но для социальной антропологии её определение означает понимание многого в экономике и политике, искус­стве и философии. Другими словами — духовность присутствует во всех формах социальной жизни и ее изучение обязательно.

Конечно, это не является традицией для социальных наук, их предметом всегда были более весомые материальные явления и обстоятельства. Это с одной стороны.

С другой стороны, объяснение всего про­исходящего ленью и недобросовестностью людей, означает впасть в дру­гую крайность и удалиться от истины. Поэтому вычленение в социальной антропологии проблемы этого противоречия необходимо.

В социальной жизни человек участвует во многих формах деятель­ности, и его действительная роль колеблется в широком диапазоне значений. Формы бытия одного и того же человека сменяют друг друга.

Принципы соединения внешнего и внутреннего в этих фор­мах жизни различны и мало изучены, но по своей природе они не могут быть безразличны для социальной антропологии.

Социальная антропология, не выпуская из поля зрения челове­ка, должна выработать представления о структуре общества, в кото­рой представлен весь диапазон изучения человека — от малого до большого.

Каждое из понятий, которое мы употребляем для обозначения человека, должно быть строго осмыслено. Это относится не только к привычным понятиям: человек, личность, индивид, индивидуаль­ность, но и к понятиям: совокупный человек, человек как статистиче­ская единица, историческая личность, лидер и пр.

Совокупный человек — это методологически условный прием изу­чения свойств человека в опыте многих и разных людей. В этом аспекте создается возможность изучения человека как исторически накапливаемое качество.

Человек , развернутый в историческом и пространственном срезе — интереснейшая тема и достаточно акту­альная. Иное открывается, если мы берем статистического усреднен­ного человека, что всегда присутствует при создании социальных институтов или организации общественных движений. Обнаруживая себя как статистически проявленное качество, человек становится предметом исследования социальной антропологии.

Предметом исследования в этом случае становится и социум, его отдельные харак­теристики. Какое бы статистическое явление в жизни человека мы не взяли, причины следует искать в тех общих условиях, в которых он оказался. Многие недостатки человека, становясь статистическими, заставляют искать причины и обстоятельства, разрушающие челове­ка во внешних по отношению к его воле причинах. Как не вспомнить при этом А. Вознесенского, который говорил, что все прогрессы реакционны, если рушится человек.

Великая или историческая личность, понятия лидера и исполните­ля предполагают сохранение и развитие сложнейшей темы измере­ния человека в человеке. Эта тема никогда не уходила из истории философии, как не уходит она и из практики общественной жизни. Она сохранила актуальность и в наше время, являясь очень важной темой в социальной антропологии.

Человек как социально-природное существо выступает предметом изучения различных областей знания: философии, социологии, экономики, психологии, физиологии, педагогики, медицины и др.

Некоторые авторы, в частности Б.Г. Ананьев , выделяют три важные особенности развития современной науки, связанные с проблемой познания человека. Первая особенность отражает превращение проблемы познания человека в проблему всей науки в целом. Вторая особенность заключается в возрастании дифференциации научного изучения человека, в появлении все более частных направлений в познании его природы. Третья особенность характеризует тенденцию к объединению различных наук, аспектов и методов исследования человека [Ананьев, 2001].

В настоящее время в познании человека соприкасаются естественные и общественные науки, появляются новые науки и направления изучения природы человека, расширяющие и углубляющие научные представления о человеке как предмете познания. Во второй половине XX в. сформировалось около 200 научных дисциплин и направлений, изучающих человека в различных аспектах. Изучением человека как биологического существа занимаются археология, биохимия человека, генетика популяций, палеолингвистика, палеосоциология, приматология и другие науки. Социальная природа человека является предметом изучения различных традиционных общественных наук, таких как демография, история, культурология, политология, социология, экономика, этнография, этика, эстетика, языкознание и др. В то же время появилось новое научное направление - персоналисти- ка, являющаяся прикладной наукой о методологии и процессе персонализации личности.

Сформировались научные направления, изучающие взаимодействие человека с природой: общая и социальная экология, биогеохимия, натурсоциология. Освоение космоса привело к появлению космической медицины, космической психологии, международного космического права и т.д. Человек как предмет познания рассматривается в рамках генетической и инженерной психологии, семиотики, эвристики, эргономики и многих других современных научных направлений.

Заметные достижения имеют науки об онтогенетике человека, изучающие процесс индивидуального развития человека на протяжении всей его жизни (от момента зачатия до конца жизни). В ходе онтогенеза происходит процесс реализации генетической информации, полученной от родителей. Онтогенез, изначально рассматриваемый как раздел современной биологии (биология развития), трансформировался в предмет таких наук, как онтопсихофизиология, возрастная психология, педагогика, акмеология, геронтология.

Человек в процессе своей деятельности преобразует окружающую среду, создает необходимые ему материальные и духовные блага и ценности. В процессе жизнедеятельности человек воспроизводит свою биологическую и социальную сущность, что требует удовлетворения материальных и духовных потребностей. Удовлетворение духовных потребностей связано с формированием внутреннего (духовного) мира человека, что отражается на подходах к удовлетворению материальных потребностей.

Таким образом, природа человека представляет собой противоречивое единство материального и духовного, природного и социального. Сущность личности человека в связи с этим чрезвычайно сложна. Одно даже важное свойство не может раскрыть сущности человека. Как отмечает А.П. Садохин, более правильным является определение сущности человека через ряд наиболее важных его свойств и качеств. Предлагается следующая совокупность свойств сущности человека [Садохин, 2010]:

  • ? морфологические особенности (прямохождение, строение внутренних и внешних органов, определенный физический облик и т.д.);
  • ? высокая чувственность, гораздо более развитая, чем у животных;
  • ? мышление и речь как средства выражения мыслей и общения между людьми;
  • ? духовность как системное единство внутреннего мира человека, определяющее его отношение к окружающему миру, другим людям и самому себе;
  • ? социальность как совокупность знаний, норм и ценностей, усвоение которых позволяет человеку существовать в качестве полноправного члена общества;
  • ? способность к труду, в реализации которой человек воздействует на природу и общество для удовлетворения своих потребностей.
  • Ананьев Борис Герасимович - выдающийся советский психолог, создатель теории антропологической психологии (1907-1972).